Песня лучников Шу

Мы собираем папоротник весенний,

Гадая, когда же мы возвратимся домой:

Гэн-ин, варвары, обложили границы —

Нам нет покоя от вражеских орд.

Папоротник весенний нежен и зелен,

А думы о доме полнятся горечью:

Нас гложет голод и мучит жажда,

И нет надежды на скорое возвращение.

Мы собираем папоротник осенний,

Гадая, вернемся ли мы к октябрю, —

Тяжел наш долг, и нет нам покоя,

Горька наша грусть, но мы не отступим.

Какой цветок расцветает на родине?

Кто в колеснице? Наш полководец.

Но кони, впряженные в колесницу, устали —

Нам нет покоя: три битвы в месяц.

У военачальников послушные кони

И стрелы слоновой кости в колчанах.

Пешие воины спешат за конями.

Враг проворен — нам нет покоя.

Нас осеняли весенние ивы,

Мы возвращаемся по зимнему снегу,

Томимые голодом, жаждой и грустью, —

Кто изведает глубину нашей горечи?..

*     *     *

Голуба, голуба трава у реки,

Склонились ивы в приречный сад,

И стоит на крыльце — стройна, молода,

Прозрачной рукой приоткрывши дверь, —

Хозяйка с прозрачно-белым лицом

Она куртизанкой когда-то была,

А теперь ее муж, гуляка хмельной,

Стороной обходит свой собственный дом,

И она слишком часто бывает одна.

Речная песня

Из нетленной древесины саго'  наша лодка,

Опруг — упругие брусья магнолии,

Наши музыканты с золочеными трубами,

С драгоценными флейтами сидят у бортов

Нам хватит вина на тысячу чаш,

Веселые девы плывут с нами в лодке,

Теченье несет нас.

И все же сэнни'ну *

Нужен для путешествия желтый журавль *,

А морские странники улетают на чайках,

На белых чайках.

Но творенья Кут-су *

Плывут над миром, как солнце и месяц.

Террасный дворец правителя Со *

Обратился в бесплодный холм,

Неустойчива лодка, но мои письмена

Заставляют дрожать Пять гор *,

И блаженством жителей Голубых Островов *

Полнится радость моя

(А слава продлится во веки веков,

Лишь если Хань обратится вспять)

Я с волнением ждал в императорском парке

высокого повеленья творить,

Я смотрел на темный Драконовый Пруд

с ивово-зеленой водой,

Вспоминая немые оттенки небес

И внимая невнятному — но на сотни ладов —

пенью земных соловьев

Восточный ветер дохнул весной

на крылья дворцовых крыш,

И на выгнутых к небу свесах резных

шевельнулись плети лиан,

И сень Эй-сю, Голубых Островов, пала на вешний парк,

И светлеет темный Драконовый Пруд, голубеют вершины ив,

Туманя парчовой завесой ветвей пурпур дворцовых стен.

А вверху, над кронами шелестящих ив, дрожит перекличка птиц,

Вверяющих ветру треньканье голосов и радость новой весны.

Но недвижны блики голубых облаков, и восточный ветер утих,

Оставив лишь бремя вешних забот

Императору в городе Го.

В рассветном небе — пять облаков, пять склубившихся гор,

Гвардия императора выходит на тракт

из широких дворцовых ворот —

Властелин, в сверкающей колеснице своей,

отправляется к парку Хори'

Посмотреть на танцы аистов у воды и узнать, цветут ли цветы.

Он возвращается мимо Сей-скалы,

приближаясь к дворцам Дзё-ри'н,

Ибо там, среди голубеющих ив, распевают первые соловьи,

Вторя голосу драгоценных флейт

И двенадцати золоченых труб.

Речному купцу — письмо от жены

Девочкой, с детской челкой на лбу,

я рвала цветы у ворот,

И скакал за оградой бамбуковый конь,

И ты на коне — верхом.

Тогда мы часто играли с тобой

У садовых ворот в селенье Тё-кан —

Двое детей, не знающих бед, —

без обид, подозрений и ссор.

В четырнадцать лет ты женился на мне,

А я улыбнуться тебе не могла —

Тысячи раз ты меня окликал,

Но я опускала глаза.

В пятнадцать лет я отринула грусть.

Хотела слиться любимый, с тобой —

Хотя верховья реки далеко, —

Навсегда, навсегда, навсегда

В шестнадцать лет ты ушел на восток,

Уплыл в Ку-то-эн по бурлящей реке,

И только тоскливый крик обезьян

Слышится над моей головой.

Ты медленно, тяжело выходил из ворот,

Но твои следы зарастают травой,

И некому протоптать тропу

Ранняя осень сушит листву,

Август подкрасил желтой пыльцой

Бабочек в моем саду.

Годы летят, как сухая листва,

Старя меня. Мне трудно, мой друг,

И если стремнины Долгой Реки,

Приближают тебя ко мне,

Пошли мне загодя весть, молю! —

И тогда я буду тебя встречать

На Долгом Ветреном Берегу, Тё-фу-са',

Долгой Реки, Тё-ка'.

Стихи у моста через реку Ло

Над мостом Тэн-си'н расцветает март.

Абрикосы и персики затеняют листвой

тысячу дворцовых ворот.

Цветы раскрывают лепестки по утрам,

Роняя их вечерами в звенящий поток,

И волна за волной спешит на восток,

но по-прежнему полноводна река,

А людей уносит вереница веков, но по-прежнему

многолюден мост над водой,

И как прежде светлеет море весной,

Когда зацветает заря.

Сверкает над приближенными императорский трон,

Заходит луна за дворцы Дзё-ё,

И вспыхивает на миг, словно лунный шар,

Башенка главных ворот.

Освещенные солнцем, прожигающим облака,

Слуги Властителя разъезжаются по стране

На грозных, как древние драконы, конях

В сбруе из желтого золота.

Величава поступь могучих коней,

Медленно выходят они из ворот,

Надменна осанка сияющих седоков,

И народ расступается в стороны.

Слуг Властителя ожидают пиры

В просторных залах под музыку флейт,

Пенье и танцы веселых дев,

Танцы в семьдесят па.

Развлеченьями полнятся их ночи и дни,

Недели, месяцы, годы — в них

Пройдут, как мнится им, тысячи лет,

Вечно цветущих лет.

Но их уже отзывают рыжие псы,

Их девы — ничто в сравнении с Рё-кю-сю' *,

Да и сами они позабыли в пирах

О свободной судьбе Хун-и-цзы *,

Который, надеясь лишь сам на себя,

Стряхнул с головы прическу слуги

И ушел, презрев императорский гнев.

С любимой своей навсегда.

Грусть драгоценных ступеней

Драгоценные плиты ступеней

Серебрит росистая седина,

И от искристых капель темнеют

Шелковые мои башмачки.

Опущен хрустальный полог,

Промокли мои башмачки,

Сквозь ясный осенний воздух

Видна голубая луна.

ПРИМЕЧАНИЕ. Грусть — значит, есть о чем грустить. Драгоценные плиты ступеней — значит, дворец. Шелковые башмачки — значит, грустит придворная дама, а не служанка. И пришла она сюда давно, потому что башмачки уже потемнели и промокли от капель серебристой росы. Стихотворение кажется особенно замечательным, потому что в нем нет прямой жалобы.

Плач пограничного стражника

Мертвый с начала начал суховей

Засыпает Северную Заставу песком.

Осенний ветер срывает листву,

И желтеет сухая трава.

С Дозорных Башен я вижу окрест бескрайний варварский мир:

Пустое небо, пустынную степь, крепость с руинами стен,

Холмы из белых от солнца костей, примороженных сотнями зим,

Да щетину кустов и чахлой травы

На заплатках бесплодной земли.

Откуда же эти могильники здесь?

Кто разбудил императорский гнев?

Кто развязал роковые бои?

Варварские князья.

Пройдет весна, и лето пройдет,

И прольется, прольется кровь, —

По Срединной Империи бредут полки,

И сочится печаль — как дождь.

Триста шестьдесят тысяч воинов — и печаль,

И безлюдны, безлюдны поля:

Некому защищаться, и некого защищать —

Перебиты сыны войны.

Никому не ведома наша тоска —

Имя Рихоку * забыто,

А мы, затерянные в сыпучих песках,

Отданы на съедение тиграм.

Письмо изгнанника

Правитель Гэн *, стародавний друг, Со-ки'н * из города Ракуё,

Я помню подаренный тобой кабачок — приют у моста Тэн-син.

Тогда мы ценили песни и смех дороже светлых драгоценных камней,

Дороже желтого золота, —

Мы пили вино и любили людей не за знатность и пышный чин,

И если к нам забредал мудрец,

Мы сразу же начинали пьянствовать с ним, —

С ним, а с тобой особенно,

У нас никогда не бывало ссор,

И откуда бы к нам человек ни забрел,

Мы сажали его вместе с нами за стол, —

Лишь бы он с дружбой пришел.

Мы могли пересечь любые моря,

Мы открывали друг другу сердца,

И самые сокровенные тайны ума,

Никогда не жалея о том.

Но потом я был послан к югу от Ло,

А ты на север — хо'ку * — от Ракуё,

И разлука не оставила нам ничего, —

Только воспоминанья друг о друге да грусть.

И вот, когда грусть обернулась тоской,

Нам выпало встретиться по дороге с Сэн-го' —

Селеньем блаженных у могучей реки, —

Где слились тридцать шесть потоков в один,

Открывая долину тысяч цветов —

Первую долину в пути.

Потом мы прошли десять тысяч лощин,

гудящих говором сосновых лесов

И здесь нас встретил правитель Сан-то,

Провинции-к-востоку-от-Кан *.

Нас приветствовал Истинный Человек * из Си-ё,

Играя на драгоценной флейте своей —

Блаженная музыка сплетала напев,

Похожий на пение феникса в небесах, —

И одежды правителя, как бы ожив,

Нежданно заставили его танцевать

Под эту музыку,

И за'чался пир,

И, завернутый в легкую парчу, я уснул,

Унесся снами в поднебесную высь,

А моя голова покоилась на ногах

У правителя, тоже сморенного сном...

Но в тот же вечер мы опять разбрелись:

Я был послан в Со, далеко от реки,

А ты — в Ракуё, к мосту.

А потом твой отец, бесстрашный как тигр,

Верховный Правитель Хэй-сю,

Прославленный тем, что сумел усмирить восстание варварских орд,

Однажды весенней майской порой отправил тебя с отрядом за мной

К дальней провинции Со.

Ты прибыл, и вот мы пустились в поход по извивам горных дорог,

И северный ветер, дующий в грудь, льдистый

как яростный вражий клинок,

Не давал нам свободно вздохнуть.

Ветер крепчал, ибо год умирал, и ломались повозки в пути,

Но тебя не заботил желтый металл, а заботила наша судьба:

Ты за все заплатил, мы пробились в Хэй-сю и попали на пир —

Но какой!..

В нефритовых чашах золотилось вино,

столы из яшмы ломились от яств,

Я напился пьян и совсем позабыл про свое возвращенье домой...

И пошли мы в Западный Замок с тобой,

к древней кумирне у широкой реки,

Где скользят ладьи и флейты звенят и гремит барабанный бой,

И драконья рябь, как зеленая чешуя, дрожит над бездною вод,

И веселые девы благозвучно поют, пьянея к вечерней заре,

И плывут, отражаясь в нефритной воде, зеленые полукружья их век —

Зеленые веки нарумяненных лиц — и лунный,

дробящийся в зелени свет,

Переливчатый свет, —

И девы поют,

И танцуют в прозрачной парче.

А ветер уносит их песни за облака,

И они разливаются в небесах, —

Но всегда

Всему наступает конец.

Веря в судьбу, я предстал ко двору

С песней о землях Си-ё,

Но слепящие ширмы голубых облаков заслонили трон,

И творенье мое

Не было удостоено благосклонности..

Поседев,

Я ушел к Восточным Горам.

А с тобой мы свиделись еще один раз

В кабачке у моста Тэн-син:

Повстречались на миг и навек разбрелись —

Ты вернулся на север опять,

А меня с той поры, если честно сказать, душит сухая печаль,

Сушит мне душу, как злой суховей сушит живые цветы,

И, кажется, незачем разговор городить,

но я мог бы с тобой без конца говорить,

Ибо сердце разлукам не верит.

Я вызвал слугу,

Он присел на колени —

Ждет, чтобы взять письмо.

А я не могу поставить печать —

Запечатать свою печаль, —

И вот, все медлю отправить письмо

За тысячи ли, на север.

Четыре стихотворных прощания

Расставание у реки

Ко-дзи'н — стародавний друг — уплывает в лодке на запад

Долина у Ко-ка-куро'  клубится цветами тумана.

Ко-дзи'н — стародавний друг — уплывает в лодке на запад.

Долгая Река, Тё-ка', струится до самого неба.

И, белый среди облаков,

Теряется в небе парус.

Прощание с другом

На севере — Голубые Горы и темная городская стена.

С востока — прозрачной границей — омывает город река.

Здесь мы с тобою простимся: нам расставаться пора.

Впереди — на тысячи ли —

Бурая сухая трава.

Мысли бессильно тают, как в туманную ночь — облака.

Чувства мертвеют и меркнут, словно сгоревший закат.

Расставанье друзей — что тризна: рука в руке холодна.

И взрывается хрипом прощальной тоски

Отдаленное ржанье коня.

Разлука в Сё-ку

Сан-со', государь Сё-ку, прокладывал горные тракты.

Говорят, что тракты Сан-со

Круты, как скалы в горах.

Перед путником вырастает стена.

Разрастается грядой облаков

И уходит под ноги коня.

Деревья на каменистом пути

Вспарывают корнями тракт,

А бурные ледяные ручьи

Низвергают холод в Сё-ку.

От судьбы невозможно уйти —

Прорицателя вопрошать ни к чему.

Вдали от Тёана

На месте дворцов горделивого Го

Горбится пустотный травянистый холм,

И вместо гробниц династии Син *

Высится каменистый курган.

Тоскливо, глухо шумит река,

И терраса над берегом грустно пуста,

А когда-то здесь пели фениксы.

Вдали три гордых горы, Сань-Шань,

Опрокинуты снежными шапками в небеса,

И островом Белой Цапли разделена

На два потока река.

Но сгущаются облака, закрывая Тёан,

И я грущу в одиночестве.

Южные воины во вьюжном краю

Северным — дайским — коням ненавистен вегер с этсу';

Южные — этсуйские — птицы не летают на север — дай, —

Так вот и чувства людей лепит привычная жизнь.

Кажется, только вчера вышли мы из Гусиных Ворот...

А сегодня — Драконья Гора, слепящее солнце, песок,

Завтра — белесые небеса, варварский холод, буран,

И вши, как снежные муравьи, копошатся в нашей одежде.

Но наши души и дух — там, где наши знамена,

Где гремят бои — без наград

И куется безоглядная верность.

Сложил белоснежную голову

Летающий Генерал — Ри-сё-гу' *,

Пал, защищая страну, —

Кто его будет оплакивать?

Поэма сэннина

Лазорево-изумрудные зимородки,

Радужно отражая друг друга,

Порхают среди орхидей.

А сверху плетенье лиан

Колышется шелестящей крышей

Над отринувшим речь музыкантом.

Он посасывает пестик цветка,

Выдыхает океан аромата,

Склоняется над своим инструментом,

И в прозрачном звучании струн

Устремляется его сердце к небу

Сквозь пурпурное цветенье тумана.

А святой Медно-Красной Сосны

Смотрит на него с изумленьем,

Ибо он дружит по-братски

Со святым Летающего Холма и святым Великой Воды *.

Ну, а вы, бескрылые комары, —

Вам хоть ведомо про бессмертие черепахи?

Сказание о Шелковнице

Светлое солнце встает поутру

В юго-восточном пределе вселенной:

Там, где Ра-фу' (прелестная дева),

Дочь императора из династии Син —

Она Шелко'вницей себя называет -

Потчует шелкови'чников листьями шелкови'цы

У южной стены в дворцовом саду.

Принцесса Ра-фу сплетает корзины

Из гибких прутьев юной катсуры,

А волосы собраны у нее в пучок.

В ушах у Ра-фу — жемчужные серьги,

Нижняя юбка — зеленого шелка,

А верхняя — цветом в пурпурный закат.

И когда мимо сада проходят мужчины,

Они, опустив свои грузы на землю,

Долго стоят, подкручивая усы.

Воспоминания о Тёане

Нити узеньких улочек боковых

Тёан вплетает в центральный тракт,

Стучат копыта белых коней и мощных темных быков —

Плывут со свитой слуг верховых

Семь драгоценного дерева колесниц

И долго ждут у дворцовых ворот имперских знатных людей.

Ветер колышет шуршащий шелк,

И то один, то другой дракон

Как бы глотает солнце на миг,

Но расшитый золотом шелковый балдахин,

Всколыхнувшись, вновь отдает его в мир,

И день по-прежнему бестревожно длится,

Пока не придет вечерняя темнота.

К вечеру меркнут яркие колесницы,

Двоится, темнея, в тумане листва,

Ночные женщины и ночные птицы

Туманно сплетают в садах голоса.

Птицы с крыльями как цветочные лепестки,

Бабочки, словно живые цветы,

Порхают над тысячью резных ворот.

Деревья с кронами как зеленый нефрит,

Террасы, оттенком в темное серебро,

Высятся над морем цветов.

Паутина аллей, переходов и галерей,

Двойных ворот и крылатых крыш —

Место радостных встреч.

Император Бутэй из династии Хань

Выгнул кровлю для сбора росы,

И, словно лотос, возносится в небеса

Сверкающий дворец Рё.

Но что это за дом рядом?

Впрочем, легко потерять

В постоянных скитаниях дальних

Представление о давних друзьях.

Неизбывная туча

«Влажная весна, — говорит То-эм-мэй *. —

Влажная весна в саду».

Тучи темнеют, густеют,

Ливень все льет и льет,

Восемь пределов неба

Одинаково налиты тьмой,

А тракт, широкий и плоский, печально тянется вдаль.

И вот — молчаливый, тихий, я с надеждой гляжу на восток,

Поглаживая винный бочонок...

Но мои друзья разбрелись,

Их нет, а тучи сгущаются

Ливень и синие тучи.

Пределы неба темны.

Тракт превратился в реку.

Не открыть ли бочонок вина?..

Я пью и смотрю, смотрю на восток:

Ни повозки, ни лодки — пустынен тракт,

Я один — и шорохи ка'плища.

На деревьях в моем промокшем саду

Взбухают новые почки,

Пробуждая новые чувства..

Но солнце с луной, как вещает молва,

Вечно ищут пристанища.

Даже птицы не могут расцветить мой сад,

Их щебет печалится, таючи:

— Хоть есть на свете немало людей,

Этот грустней, понятней других,

Но мы не в силах открыть и ему

Всю глубину нашей горечи.

Примечания

Произведениям Ли Бо (VIII в.) в сборнике «Катай» соответствуют следующие стихотворения: «Речная песня» (объединяет два самостоятельных стихотворения), «Речному купцу — письмо от жены», «Стихи у моста через реку Ло», «Грусть драгоценных ступеней», «Плач пограничного стражника». «Письмо изгнанника», «Южные воины во вьюжном краю», цикл «Четыре стихотворных прощания». Русские переводы части указанных стихотворений, принадлежащие В. М. Алексееву и А. Гитовичу, см. в книге: Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии (Библиотека всемирной литературы). М., 1977, с 264, 266, 272. Стихотворение «Голуба, голуба трава у реки...» взято из анонимного поэтического собрания «Девятнадцать древних стихотворений» (I—II вв.). Русский перевод см. в книге: Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина. М., 1975, с. 17. Стихотворения «Поэма сэннина» и «Неизбывная туча» восходят к стихотворениям Го Пу (III—IV вв.) и Тао Юань-мина (IV—V вв.). Китайским прототипом «Воспоминаний о Тёане» послужило стихотворение Лу Чжао-линя (VII в.). Русский перевод, выполненный В. Марковой, опубликован в книге: Антология китайской поэзии. Т. 2. М., 1957, с. 6. «Песня лучников Шу» восходит к древнейшему собранию поэзии Китая «Шицзин». Русский перевод А. А. Штукина см. в книге: Шицзин. М., 1957, с. 208. [Сетевая версия «Шицзин» в пер. А. А. Штукина.] «Сказание о Шелковнице» восходит к собранию народной поэзии «юэфу» II—I вв. до н. э. Русский перевод, выполненный Л. Черкасским, см. в книге: Антология китайской поэзии. Т. 1. М., 1957, с. 238 —240.

Сэннин (кит. сяньжэнь) — бессмертный святой в даосизме. Вслед за Феноллозой [об американском японоведе Эрнесте Феноллозе см. в статье В. В. Малявина «Китайские импровизации Паунда» по линку в конце страницы] Паунд обычно дает японское чтение китайских имен, географических названий и других слов. 

Желтый журавль — популярный в Китае символ бессмертия и святости. 

Кут-су — имеется в виду выдающийся поэт древнего Китая Цюй Юань. 

Со — имеется в виду древнекитайское царство Чу, в котором жил Цюй Юань. 

Пять Гор — пять священных гор в Китае. 

Голубые Острова — одно из названий мифической страны бессмертных. 

Рё-кю-сю — имеется в виду Люй Чжу, любимая наложница сановника Ши Чуна (III в.). Когда однажды всесильный временщик Сунь Сю попытался завладеть Люй Чжу, но получил отказ, он от имени императора приказал казнить Ши Чуна. Узнав об этом, Люй Чжу бросилась наземь с высокой башни. 

Хун-и-цзы — одно из прозвищ древнего мудреца Фань Ли, который помог правителю царства Юэ покорить соседнее государств», но тут же ушел со службы. 

Рихоку — имеется в виду Ли My, прославленный полководец эпохи Хань. 

Правитель Гэн — т. е. правитель области Гэн. 

Со-кин (кит. цаньцзюнь) — военный чин. 

Хоку (яп.) — север. 

Провинция-к-востоку-от-Кан — имеется в виду область Ханьдун (букв. «к востоку от реки Хань»). 

Истинный Человек — даосский святой. 

Династия Син — древняя династия Цинь. 

Летающий Генерал Ри-сё-гу — знаменитый полководец ханьской эпохи Ли Гуан, прозванный «Летающим». 

Красная Сосна, Летающий Холм, Великая Вода — имена легендарных даосских святых. 

То-эм-мэй (яп.) — поэт Тао Юань-мин.