Нравы царств

Содержание

Великие оды

ШИЦЗИН II

СЯО Я

---

МАЛЫЕ ОДЫ



I.

ВСТРЕЧА ГОСТЕЙ (II, I, 1)

Согласие слышу я в криках оленей, Что сочные травы на поле едят. Достойных гостей я сегодня встречаю — На гуслях играют и шэны1 звучат, И трубки у шэнов настроены в лад, Корзины подарков расставлены в ряд. Те люди мне путь совершенств показали; Я вижу любовь их, и счастлив, и рад. Согласие слышу я в криках оленей, Что сочные травы едят на полях. Достойных гостей я сегодня встречаю, Их доблесть сверкает, им славу суля, Для всех благородных пример подражанья, Народ поучая, пороки целя, Отменным их ныне вином угощаю, Достойных гостей на пиру веселя. Согласие слышу я в криках оленей Что травы едят на полях поутру. Достойных гостей я сегодня встречаю, И слышу я цитры и гуслей игру, Согласье и радость в удел изберу. Отменным их ныне вином угощаю — Достойных гостей веселю на пиру.

1   Шэн. — См. Нравы царств, гл. VI, примеч. 2.

НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ (II, I, 2)

Все скачут и скачут четыре коня, И длинен великий извилистый путь... Иль думы о доме назад не манят? Мы службой царю пренебречь не должны, И ранено сердце тоской у меня. Усталые скачут четыре коня, Белы они сами, их гривы черны... Иль думы о доме назад не манят? Мы службой царю пренебречь не должны, Покоя и отдыха мы лишёны. То голуби реют и реют, взгляни: То взмоют, то вдруг упадут с вышины. Вот сели на куще дубовой они... Мы ж службой царю пренебречь не должны, И старость отцов не покоят сыны. То голуби реют и реют, взгляни: То сядут, то ввысь устремляются, взмыв, Вот сели на ветви раскидистых ив. Мы ж службой царю пренебречь не должны, И матери наши забот лишены. Четверку запряг черногривых коней, И скачут они все резвей и резвей... Иль думы о доме назад не манят? Я песню сложил, чтоб напомнить о ней — О матери, брошенной без сыновей.

НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ (II, I, 3)

Цветы распустились, сверкают, горя По взгорьям широким, в низинах у нас... И мчатся и мчатся посланцы царя — Боятся, что в срок не исполнят приказ. А резвые коня мои горячи, Три пары вожжей увлажнились, блестят, И лошади мчатся, и хлещут бичи. Посланец, повсюду совета ищи. И серые в яблоках кони легки, И вожжи, как будто из шелка, мягки, И лошади мчатся, и хлещут бичи. Повсюду, посланец, совет получи. Белы мои кони, их гривы черны. И вожжи влажны и блестят вдоль спины. И лошади мчатся, и хлещут бичи. Совета ищу у мудрейших страны. Легки мои кони, цвет масти их сив... И ровно ложатся все вожжи у грив, И лошади мчатся, и хлещут бичи. Учись, у мудрейших совета спросив!

БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ (II, I, 4)

I Гляди: цветы у наших слив, Не краше ль всех они горят! Никто друг другу так не мил, Как брату мил бывает брат. II Пред смертным ужасом одна Лишь братская любовь сильна. И в грудах тел среди долин Труп брата ищет брат один! III В долине иволга живет... Страдают братья от невзгод. У всех есть лучшие друзья — Их вздохи множат скорби гнет. IV Пусть дома ссорится семья — У ней отпор врагу един. У всех есть лучшие друзья — Их помощи не видел я. V Но смерть и мрак побеждены, Покой и мир внутри страны. Иль больше брата своего Мы чтить друзей своих должны? VI Ковши и чаши ставьте в ряд, И выпьем вволю. С нами вновь Согласье, радость и любовь, Ковши и чаши ставьте в ряд, VII Любовь детей и ваших жен, Как гуслей с цитрой общий звук, И если с братом дружен брат — Им радость будет вечный друг. VIII Когда в порядке держишь дом — Всем домочадцам радость в нем. Друзья, помыслите о сем,— Мы в этом истину найдем!

О ДРУЖБЕ (II, I, 5)

I Согласно стучит по деревьям топор, И птичий исполнен согласия хор. Вся стая, из темной долины взлетев, Расселась в вершинах высоких дерев. Звучат голосистые песни средь гор — Подруга с подругой ведет разговор. Смотри: если птица подругу зовет. Подруга с подругой ведет разговор, То как человеку друзей не искать, Не к другу ль его устремляется взор? И светлые духи, услышав о сем, Даруют согласье, и сгинет раздор. II Стук в чаще... Топор с топором заодно — Прозрачное я приготовил вино, И жирный ягненок для этого дня Зарезан, и позвана в гости родня;2 А коль не придут, да не скажет никто, Что, мол, непочтителен был, про меня! Опрыскан и начисто выметен пол, И восемь в порядке расставлено блюд, И жирный теленок поставлен на стол — Родню моей матери в гости зовут. А коль не придут, да не скажет никто, Что я виноват — в поношенье и в суд. III Стучит по деревьям топор над холмом. Паш стол изобилен прозрачным вином, И в полном порядке сосуды на нем, И братья мои наполняют мой дом. Достоинство духа народ утерял, Гоняясь за лишним засохшим куском.3 Вино есть — его процедите для нас, А нету вина, так купите для нас, Как гром, барабаны, гремите для нас, Живей, плясуны, попляшите для нас! А время придет отдохнуть нам — опять Прозрачное будем вино попивать.

2   ...позвана в гости родня — родственники по отцу, носящие одно с хозяином родовое имя. В этой же строфе есть специальное упоминание о приглашении родственников по матери. 3   Достоинство духа... — Утверждение с таким, видимо, смыслом: не пристало нам быть жадными, принимая гостей.

СЛАВОСЛОВИЕ ЦАРЮ (II, I, 6)

I Небо навеки храни тебя, царь! Сила твоя да пребудет тверда, Благо и счастье да будут тебе, Да не иссякнут они никогда! Многие небо щедроты пошлет, Несть им числа, на года и года! II Небо навеки храни тебя, царь! Даруй без меры щедроты одни! Долгу послушный, прими от небе: Милости — будут стократны они. Счастье, о небо, тебя осени, Счастье на долгие, долгие дни! III Небо навеки храни тебя, царь! Пусть и все царство твое процветет, Точно гора иль вершина холма, Точно утес или горный хребет, Точно река, что в разливе своем Все полноводнее мчится вперед. IV Время избрав и очистивши все4, Пир сотворишь и сыновние сам Жертвы четыре в году принесешь5 Прежним владыкам и предкам-царям. Их заместитель6 тебе изречет Жизнь без конца по векам и векам! V Светлые духи, представ пред царя, Счастьем обильным тебя одарят. Прост твой народ и правдив, что ни день, Пищу свою добывая в труде. В черноволосом народе твоем Доблесть твоя разольется везде. VI Ты как луна, чье сиянье растет7, Ты как пресветлого солнца восход! Вечностью жизнь да сравнится твоя С южной горой, что вовек не падет, Ты как на соснах и туях хвоя, Что в бесконечном преемстве живет!

4   Время набрав и очистивши все — избрав благоприятные дни для жертвоприношений и очистившись постом и омовениями. 5   Жертвы четыре в году принесешь. — Имеются в виду жертвопривошения царя своим предкам, совершаемые им в храме весною, летом, осенью и зимой. 6   Заместитель (предков) — лицо, представляющее предков при жертвоприношениях им. 7   Ты, как луна, чье сиянье растет — то есть подобен нарастающей день ото дня луне.

В ПОХОДЕ НА ГУННОВ8 (II, I, 7)

I Собирали мы папоротник по лесам, И ростки его чуть поднимались тогда, А когда нам прикажут идти по домам, Дней в году завершится уже череда. Ни семьи и ни дома нет больше... Беда Это гуннская вторглась орда. На коленях и то я не мог отдохнуть — Это гуннская вторглась орда. II Собирали мы папортник по лесам, Были стебли его в эту пору мягки, А когда нам прикажут идти по домам — Изболится, иссохнет душа от тоски. И сердце тоска все мучительней жжет, Истомил меня голод, и жажда гнетет! Но охране границы не будет конца, И проведать домашних не сыщешь гонца. III Собирали мы папортник по лесам, И уж крепкими стебли казалися мне, А когда нам прикажут идти по домам — Год подвинется, верно, к десятой луне. Но на службе царю ты не будь нерадив — И не мог отдохнуть я, колени склонив... И скорбит мое сердце сильнее: солдат Не придет из похода назад! IV Чьих цветов красота так нарядно пышна? Это сливы: прекрасней цветов не найти. Это чья на пути колесница видна? Благородного это повозка в пути. В боевой колеснице четыре коня, И крепки и могучи его скакуны... Смею ль я отдыхать? Три победы в бою Одержать приказал он в теченье луны! V Впряжены в колесницу четыре коня, Вижу мощь запряженных четверкой коней, Благородный наш вождь в колесницу войдет, Мы, ничтожные, следовать будем за ней. Ровно кони бегут, их в порядке убор, Лук в слоновой кости, из кожи тюленя колчан. Как же нам, что ни день, не сбираться в дозор? Гуннов с севера крепнет напор! VI Помню время, когда уходили в поход, Был на ивах зеленый, зеленый наряд; Ныне мы возвращаемся к дому назад — Только снежные хлопья летят и летят... Долго, долго солдатам обратно идти, Нас и голод и жажда томят на пути, Сердце ранено скорбью. Никто, говорят, Не узнает, как страждет солдат.

8   Северных варваров сянюнь времени «Шицзина» китайские историки отождествляют с сюнну — гуннами, обитавшими, например, в III в. до н. э. у северо-западных границ Китая. Именно для защиты от гуннов в III в. до н. э. императором Цинь Ши Хуан-ди была начата постройка Великой китайской стены.

ОДА О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ НАНЬ ЧЖУНА ПРОТИВ ГУННОВ (II, I, 8)

I Выходят ряды боевых колесниц За дикую степь, устремляясь вперед, И вождь нам сказал, что от сына небес Приказ поступил собираться в поход. Велит колесницу свою снаряжать, Возницу своей колесницы зовет: «Будь скор и проворен. На службе царю Немало нам будет трудов и забот!» II Выходят ряды боевых колесниц — Они за предместьями: стяг водружен, И змей с черепахой расшиты на нем. Висят бунчуки на верхушках знамен, Вся в змеях и в соколах ткань их ярка, И ветер ужель не колышет шелка? И горе сжимает сердца у солдат, Томлением страха возница объят. III Приказ от царя был Нань Чжуну вручен, Чтоб дальний Шофан9 был стеной укреплен. Идут колесницы, на ткани знамен И змеи блестят и сверкает дракон. «Сын неба10 отдал повеление мне, Чтоб дальний Шофан был стеной укреплен!» Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он, И изгнаны гунны, и враг поражен. IV Когда выступали мы в этот поход, Цвело еще просо в полях, колосясь, А ныне, когда мы уходим домой, — Снег падает хлопьями в липкую грязь. Сколь служба царю многотрудна для нас — Не мог отдохнуть на коленях солдат! Иль думы о доме назад не манят? Нарушить боялись мы царский указ. V Уж снова запели цикады вокруг, Кузнечики скачут... Далеко супруг. И долго супруга не видит жена, И сердце болит от волнений и мук, Лишь только завидит супруга жена, И сердце ее успокоится вдруг. Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он, И западных варваров ранит испуг. VI И дни удлиняются в пору весны, И травы пышны, и деревья пышны, И иволги звонкие песни слышны, Кувшинки сбирают... Из дальней страны Мы толпами пленных с собою ведем; Солдат возвращается в брошенный дом. Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он, И гунны на севере усмирены.

9   Шофан — область на крайнем северо-западе Китая того времени, в пределах нынешней провинции Ганьсу. Как видно из последующего текста, первые попытки укрепиться стенами от вторжения кочевников с северо-запада, завершившиеся через несколько веков постройкой Великой стены, были предприняты еще в эпоху «Шицзина». 10   Сын неба — так в Китае называли императора.

В ОЖИДАНИИ МУЖА, УШЕДШЕГО В ПОХОД (II, I, 9)

Стоит одинокая груша, смотрю: Прекрасны плоды, что созрели на ней. Нельзя быть небрежным на службе царю — И тянется нить бесконечная дней. Дни быстро склонились к десятой луне, И сердце тоска разрывает жене — Вернется ли воин на отдых ко мне? Стоит одинокая груша, смотрю: Листы ее так зелены, зелены. Нельзя быть небрежным на службе царю — Тоскою поранено сердце жены. И трав, и дерев зеленеет наряд; Печали мне женское сердце теснят: Когда же мой воин вернется назад? Пошла через северный этот хребет — Сбираю я нежные ивы ростки... Нельзя быть небрежным на службе царю Томятся отец наш и мать от тоски. Изношен уже колесницы сандал, И каждый скакун истомленным скакал, Уж близко мой воин, он очень устал. Они не идут, не впрягают коней, А сердце болит и тоскует сильней, Все нет его, минул условленный срок, На сердце все больше забот и тревог. В гаданьях я дни провожу, в ворожбе, И все говорит мне: он близок к тебе!.. Он близко, мой воин, уставший в борьбе.

РАДУШНОМУ ХОЗЯИНУ (II, II, 3)

Всякой-то рыбы мережа полна: Крупной и мелкой, всего. Доблестный муж наготовил вина — Вкусное, много его! Всякой-то рыбы мережа полна: Лещ тут, налимов полно. Доблестный муж наготовил вина — Много, и вкусно оно! Всякой-то рыбы мережа полна: Карпов, форели не счесть! Доблестный муж наготовил вина — Вина прекрасные есть. Много он яств приготовил, взгляни: Все-то прекрасны они. Яства отменны на вкус и на цвет, Видишь: чего только нет! Сколько хозяин наставил добра — Значит, настала пора!

РАДУШНОМУ ХОЗЯИНУ (II, II, 5)

Есть на юге прекрасная рыба, Эту рыбу ловят мережей... Есть вино у радушного мужа Для веселья гостей пригожих. Есть на юге прекрасная рыба, И мережей ловить ее надо... Есть вино у радушного мужа Всем достойным гостям на радость. Есть там дерево — ветви низко Плети тыквы сладкой обвили... Есть вино у радушного мужа, Гости пиром довольны были! Реют голуби всюду, всюду И слетаются целой стаей... Есть вино у радушного мужа, Гости пир повторить мечтают.

СЛАВОСЛОВИЕ ГОСТЯМ (II, II, 7)

I На южной горе поднялись камыши, На северной — травы душисты в глуши. Достойные, милые гости мои — Опора всех стран, ваша сила крепка! Достойные, милые гости мои, Да будет вам жизнь на века и века. II На южной горе разрастается тут, На северной — тополи, вижу, растут. Достойные, милые гости мои, Как блеск наших царств, вас и ценят и чтут. Достойные, милые гости мои Пусть тысячи лет бесконечно живут! III На южной горе вижу поросли ив, На северной — рощи обильные слив. Достойные, милые гости мои Народу заменят и мать, и отца, Достойные, милые гости мои, Их доблестной славе не будет конца! IV На южной горе разрослись лозняки, На северной, вижу, деревья гибки. Достойные, милые гости мои, Иль в старости брови не будут густы?1 Достойные, милые гости мои, Пусть доблести слава цветет, как цветы! V На южной горе — там осины краса, На северной, видишь, катальпы леса. Достойные, милые гости мои, До желтой ужель не дожить головы?2 Достойные, милые гости мои, Потомство свое да взлелеете вы!

1   Иль в старости брови не будут густы? — То есть ужели не доживете вы до глубокой старости, признаком которой являются густые брови? 2   До желтой ужель не дожить головы? — То есть ужели не проживете вы до глубокой старости, когда седые волосы приобретают желтый оттенок?

ВЫСОКО ПОЛЫНЬ ВОЗРОСЛА (II, II, 9)

Я вижу: высоко полынь возросла, Густая роса на цветке. Мой милый, тебя я увидеть смогла, И места нет в сердце тоске. Пируем, смеемся, в беседе такой — Нам радость с тобой и покой. Я вижу: высоко полынь возросла, Роса на полыни крупна. Мой милый, тебя я увидеть смогла, Любовь твоя света полна, Духовная доблесть твоя без пятна — За долгую жизнь не померкнет она! Я вижу: высоко полынь возросла, Повисла роса по листкам. Мой милый, тебя я увидеть смогла — Пируем — и радостно нам. И братьям ты будешь примером, как брат, Чьи доблести вечную радость сулят, Я вижу: высоко полынь возросла, И росы блистают вокруг. Тебя наконец я увидеть смогла, И вожжи чуть звякнули вдруг. Согласный на сбруе бубенчиков звук — Будь вечно счастливым и радостным, друг!

НА ПИРУ (II, II, 10)

Густая, густая повсюду роса — Без солнца не высохнут росы кругом... Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь — Никто не уйдет, не упившись вином. Густая, густая повсюду роса На травы легла, чуть блеснула заря. Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь И пир наш кончаем в покоях царя. Густая, густая повсюду роса — Все ивы в росе и жужубы в росе. Мужи благородства правдиво-светлы, И каждый прекрасен в духовной красе. Маслины кругом и катальпы стоят, Плоды их висящие радуют взгляд. Мужи благородства в веселье своем Учтивую важность осанки хранят!

ВСТРЕЧА ГОСТЯ (II, III, 1)

От тетивы свободен красный лук, Приняв его, я сохранил его. Достойный гость сегодня у меня — От сердца — луком одарил его! Колокола и барабаны в ряд, И пиром я с утра почтил его. От тетивы свободен красный лук, — Приняв его, я крепость дал ему.1 Достойный гость сегодня у меня, От сердца счастлив, радуюсь ему. Колокола и барабаны в ряд — Я место справа сохранял ему.2 От тетивы свободен красный лук — Приняв его, в чехол вложил его. Достойный гость сегодня у меня — Всем сердцем я всегда любил его. Колокола и барабаны в ряд — Все утро я вином поил его!

1   ...крепость дал ему — то есть поместил лук в бамбуковую раму, сохраняя таким образом его упругость. 2   ...место справа сохранял ему. — См. Нравы царств, гл. IX, примеч. 2.

ГУСТЫЕ ПОЛЫНИ (II, III, 2)

Густые, густые полыни кругом — В средине над этим пологим холмом. Завижу супруга любимого я — И рада, готовлю учтивый прием! Густые, густые полыни кругом — В средине — на этом речном острову. Завижу супруга любимого я — И в радости сердца глубокой живу! Густые, густые полыни кругом — В средине, где зелен становится склон, Завижу супруга любимого я — Как тысячу раковин дарит мне он!3 Как зыбок, как зыбок из тополя челн, Нырнет и всплывет он над гребнями волн. Завижу супруга любимого я — Мир в сердце, и дух мой спокойствия полн.

3   Раковины в древности не только служили украшением, но и заменяли деньги.

О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ ИНЬ ЦЗИФУ НА ГУННОВ4 (II, III, 3)

I В шестую луну объявили тревогу, тревогу, Ряды боевых колесниц приготовив в дорогу; Четверки коней горячи и сильны в колесницах. Погружены латы из кожи обычные. Трогай! В свирепом напоре кидаются гуннов отряды, И нам торопиться навстречу кочевникам надо... Так царь свое войско в далекий поход высылает, Чтоб в царстве его укрепились и мир, и порядок. II Масть в масть наши кони и силою равно богаты, И к правилам боя коней приучили солдаты. Мы в эту шестую луну приготовили воинам И шлемы из кожи, и наши обычные латы. Коль скоро одежды у нас приготовлены были, В один переход тридцать ли мы за день проходили.5 Так царь свое войско в далекий поход высылает, Чтоб сыну небес помогли утвердиться мы в силе. III И кони в четверках телами массивны и длинны, И были огромны широкие конские спины! И ваши войска лишь на гуннские орды напали — Прекрасные подвиги наши пред всеми предстали! И полны величья и вместе почтенья мы были, В трудах боевых выполняя повинности наши, В трудах боевых выполняя повинности наши, Державе царя мы отныне покой утвердили. IV Но гунны, вперед не подумав, доверились силе — Свой строй развернув, они Цзяо6 и Ху захватили, И заняли Хао, и вторглись в пределы Шофана, И вышли на северный берег Цзинхэ без изъяна. Но сокол на знамени тканом сияет узором, И белые вымпелы блещут, горят перед взором! И десять больших боевых колесниц устремились — Дорогу вперед нам открыли могучим напором. V Ровны и покойны щиты боевой колесницы: Передний и задний на ось равномерно ложится. Могучие кони подобраны в каждой четверке, Могучие кони обучены строю возницей. И наши войска нападают на гуннские орды, Походом на северо-запад идем к Тайюани. В правленъе страной, как и в воинском деле, Инь Цзифу Для тысячи царств образцом и примером предстанет. VI Пирует Инь Цзифу — он рад — миновали невзгоды, Обильное счастье он принял на многие годы... Домой возвращается войско из дальнего Хао, И кажутся вечностью долгие наши походы... Вином угощая, пирует Инь Цзифу с друзьями, В жиру черепаха, раскрошенный карп перед вами. И кто здесь пирует? — Чжан Чжун, повсеместно известный Сыновним почтеньем и братской любовью, с друзьями.

4   Описанная в оде победа над гуннами относится приблизительно к 827 г. до н. э. 5   ...тридцать ли мы за день проходили. — Ли — мера длины, не имевшая в древности точного стандарта, примерно равная 0,5 км. Медленность продвижения можно объяснить тем, что вместе с колесницами двигались пехота и обоз с ручными телегами. 6   Цзяо и другие упомянутые в оде местности находились в пределах территорий нынешних провинций Шэньси и Ганьсу.

О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ ФАН ШУ НА ЮЖНЫХ ВАРВАРОВ7 (II, III, 4)

I Отправляясь, они молочай собирали И на новых полях, что запаханы год, Па полях, что весной лишь они запахали... Фан Шу прибыл, он войско уводит в поход. Здесь его колесницы, три тысячи счетом8, — Это рати защита, солдаты за ней. Фан Шу войско ведет и теперь выезжает На четверке своих черно-серых коней. И четверка вперед черно-серая мчится: Боевая краснеет его колесница! Верх — циновки, колчан — из тюленевой кожи, В бляхах кони и вожжи в руках у возницы. II Отправляясь, они молочай собирали И на новых полях, что запаханы год, И на пашнях, лежащих у самых селений... Фан Шу прибыл — он войско уводит в поход. Все его колесницы, три тысячи счетом, И драконы, и змеи в сверканье видны... Фан Шу войско ведет и вперед выезжает; Втулки в коже, в узорном ярме скакуны! И звенят в удилах колокольчики звоном. Фан Шу видим в одежды вождя облаченным, Наколенники ярким багрянцем сияют, И подвески бряцают9 нефритом зеленым! III Быстро, быстро вперед устремляется сокол, И до неба стремит он высокий полет. Но садится и он и тогда отдыхает, Фан Шу прибыл, он войско уводит в поход! И его колесницы, три тысячи счетом — Это рати защита, солдаты за вей. Фан Шу войско ведет и в поход выезжает, Гонгиста ли бьет барабанщик звучней?10 Фан Шу, рати построив, им вымолвил слово, Знаменит он, и речь и верна, и сурова. Барабаны размеренно бьют наступленье, И отбой барабанная дробь бьет нам снова. IV Как вы, варвары цзинской земли11, бестолковы Стать врагами посмели великой стране! Фан Шу — старец великий, преклонный годами, Силу дали советы его на войне. Фан Шу войско ведет и теперь выезжает, Толпы схвачены... Пленных к допросу ведут. Без числа боевые идут колесницы, В нарастающем грохоте снова идут. Точно грома удары и грома раскаты. Слово старца великого крепко и свято! Прежде в дальних походах разбиты им гунны. Смирны южные варвары, страхом объяты.

7   Поход, о котором идет речь, был совершен в 825 г. до н. э. 8   На каждую колесницу приходилось сто солдат: возница, лучник и копьеносец в самой колеснице, семьдесят два пехотинца, сопровождающих колесницу в бою, и двадцать пять обозных, обслуживающих этот отряд. Таким образом, речь идет об огромной для того времени армии в триста тысяч человек. 9   К поясу подвешивались гребень, костяная игла для развязывания узлов и прочее. 10   Имеется в виду состязание бьющего в гонг с барабанщиком. 11   Цзин — древнее название племен южных областей Китая.

ЦАРСКАЯ ОХОТА (II, III, 5)

I Колесницы охотничьи наши прочны и крепки, Наши кони подобраны, равно сильны в легки, Вижу: кони в четверке в груди широки, широки. Запрягайте коней, на восток выезжайте, стрелки. II Колесницы охотничьи наши, гляжу, хороши, И в четверки коней подобрали мы самых больших. На востоке там травы растут и растут камыши; Запрягай лошадей, на охоту скорее спеши! III Вот они на охоте: избрали испытанных слуг, Их ауканьем степи кругом оглашаются вдруг. Установлено знамя со змеями, поднят бунчук - Там, у Ао12, облавы на зверя смыкается круг. IV По четверке коней в колесницы князей впряжены, И одна за другою четверки приходят на стан. Наколенники алые, в золоте туфель сафьян. Собираются гости, блюдя и порядок, и сан. V Костяное кольцо налокотнику ровно под стать13, Стрелы к луку подобраны — ни тяжелы, ни легки. И в едином порыве согласно стреляют стрелки; Помогают нам в кучи убитую дичь собирать. VI Светло-рыжие кони четверкой у нас впряжены, По бокам пристяжные — не станут тянуть они вкось, Быстро гонит возница, чтоб время терять не пришлось, Стрелы метко летят и пронзают дичину насквозь. VII С тихим присвистом, слышу я, ржут здесь и там скакуны; И значки и знамена, что плещутся в ветре, видны. Нет тревоги: ни пеший, ни конный нигде не слышны. Кладовые большие при кухне еще не полны. VIII Вот охотники едут, и шум колесницы возник, Слышен шум колесницы, не слышен ни голос, ни крик. Вижу: муж благородства воистину наш государь — И, по правде, в деяниях, им совершенных, велик!

12   Ао — название горы на территории нынешней провинции Хэнань. 13   Чтобы лучше натягивать тетиву, на большой палец правой руки надевалось кольцо из слоновой кости, а для упора лука на левую руку надевался кожаный налокотник.

ЦАРСКАЯ ОХОТА (II, III, 6)

I Счастливым днем был моу14, и молиться Коней защите15 начали тогда. Охотничьи прекрасны колесницы, Крепки в четверке кони, без труда На этот холм большой она стремится, Преследуя бегущие стада. II Счастливый день гэн-у16, — мы так решили, Коней сыскали, что равны по силе; Где дичь водилась, тот избрали лес. Где бродят лани целыми стадами, По рекам Ци и Цзюй — над берегами Охотиться здесь будет Сын небес. III И видишь ты долину пред собою: Стада пасутся широко вокруг, Олени — то бредут себе гурьбою, То парами, как будто с другом друг. Сюда людей мы привезли с собою, Чтоб Сыну неба усладить досуг. IV И вот мы натянули наши луки, На тетиве сжимают стрелы руки, Здесь сбили поросенка кабана, Там носорога валят с ног удары. Да будет пир обилен наш, и в чары Гостям нальем мы нового вина.

14   День под циклическим знаком моу (согласно древнему китайскому календарю) считался благоприятным для охоты, для выступления в поход и т. д. 15   Речь идет о молении и жертвоприношениях богу, покровителю коней. Охота велась с особых охотничьих колесниц. 16   День гэн-у считался особенно благоприятным для охоты.

ТО ГУСИ ЛЕТЯТ17 (II, III, 7)

То гуси летят, то летят журавли И свищут, и свищут крылами вдали... То люди далеким походом идут, И тяжек, и труден в пустыне поход. Достойные жалости люди идут, О, горе вам, сирый и вдовый народ! То гуси летят, то летят журавли, К болоту слетаясь, садятся на нем... То стены жилищ воздвигает народ, Что встали на тысячи футов кругом. Хоть труд наш велик и тяжел — наконец Покойный себе мы построили дом. То гуси летят, то летят журавли, И слышен тоскливый, тоскливый их крик.. Коль мудрый услышит его человек, Оп скажет, что труд наш безмерно велик! А глупый услышит его человек, И скажет, гордыней рожден этот крик.

17   Речь здесь идет о принудительном переселении крестьян в новые, отдаленные места на окраины государства. См. также II, IV, 9 (строфа VI).

НОЧЬ ВО ДВОРЦЕ (II, III, 8)

«Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь. — И полночи нет и во тьме небосклон, Сиянием факелов двор озарен; Мужи благородства спешат ко двору, И слышен вдали колокольчиков звон18. «Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь. — Нет, ночи еще не кончается круг, Бледнеет сияние факелов вдруг; Мужи благородства спешат ко двору, И слышен вблизи колокольчиков звук. «Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь. — Сменяет заря предрассветную тьму, И факелы меркнут и гаснут в дыму; Мужи благородства спешат во дворец, Драконы знамен мне видны самому.

18   Колокольчиков звон — в сбруе коней в колесницах.

ДУМЫ О СМУТЕ В СТРАНЕ (II, III, 9)

То реки в разливе стремятся к морям, И почесть, и дань им воздав, как царям. То сокол свой быстрый свершает полет, Взлетит высоко и опять отдохнет. О, горе вам, братья мои и друзья, О, горе, сограждане, вам без конца! Не хочет подумать о смуте никто, Иль матери нет у него и отца? То реки в разливе стремятся к морям — Они широко, широко разлились. Так сокол свой быстрый свершает полет, То низко парит он, то взмоет он ввысь. Я в думах о тех, кто стезю утерял, Вот встал, вот иду я — покоя лишись! И в сердце твоем только скорбная боль, Ее не забудешь, не скажешь: смирись! То сокол свой быстрый свершает полет И правит свой путь на вершину холма. В народе растут голоса клеветы, Ужели смирить их не хватит ума? Друзья, коль внимательны будем к себе, Поднимется ль ложь и неправда сама?

ПРОТИВОРЕЧИЯ (II, III, 10)

Кричит журавль меж девяти болот,19 Но криком тем и ширь полей полна. И рыба, что скрывалась в бездне вод, Теперь средь желтых отмелей видна. Приятный взору пышный сад цветет, Катальпа в нем посажена, растет, Но мертвый лист под ней у наших ног. А из камней высокой той горы Возможно также сделать оселок! Кричит журавль меж девяти болот, Но криком тем и высь небес полна. И рыба, что на отмели видна, Скрывается порою в бездне вод. Приятный взору пышный сад цветет, Катальпа в нем посажена, растет, Но там под ней лишь жалкий тут стоит, И камнями высокой той горы Возможно также обточить нефрит!

19   Журавль кричит, скрывшись в глубине девяти болот, но крик его несется до диких полей и самого неба. Рыба живет, то скрываясь в глубочайшей бездне, то всплывая на отмели, являющейся противоположностью этой бездны. В прекрасном саду растет красавица катальпа, но под нею лежат мертвые листья н растет безобразный тутовник. Огромные камни горы могут быть превращены в мелкие осколки, годные для обточки нефрита. Все эти образы показывают противоречивость в развитии и смене явлений природы. Исходя из такого понимания текста, переводчик дал оде название «Противоречия».

ЖАЛОБА ВОИНОВ, СЛИШКОМ ДОЛГО ЗАДЕРЖАННЫХ НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ (II, IV, 1)
О ратей отец!1 Мы — когти и зубы царям! Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь? Нет дома, нет крова нам. О ратей отец! Мы когти царя на войне! Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь? Нет ныне приюта мне. О ратей отец! Не счесть тебя умным никак! Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь - И сир материнский очаг?

1   Ратей отец — царский конюший, ведавший войсками.

БЕЛЫЙ ЖЕРЕБЕНОК (II, IV, 2)

Светло-светло-белый жеребенок, В огороде ешь росточки, милый. Привяжу тебя, тебя стреножу, Чтобы это утро вечным было, А тому, о ком здесь речь веду я, Отдыхать со мною не постыло. Светло-светло-белый жеребенок, Ешь бобы, не уходи далече; Привяжу тебя, тебя стреножу, Чтобы вечно длился этот вечер! Значит, тот, о ком здесь речь веду я, Гость прекрасный, — он доволен встречей. Светло-светло-белый жеребенок, Прибегай к нам, убранный богато! Ты же, князь мой, да пребудешь вечно В радости и в счастье без утраты! Да остерегись гулять беспечно, Не упрямься, не беги куда-то! Светло-светло-белый жеребенок — Там теперь он, в той пустой долине, Он пучком травы доволен ныне... Ты ж, как яшма, благородно-тонок, Не скупись, ценя, как злато, слово! Сердце так не отдаляй сурово!

НА ЧУЖБИНЕ (II, IV, 3)

Иволга, иволга, ты не садись Там, где тутовника чаща видна; Птичка, не клюй моего ты зерна. Люди на этой чужой стороне В дружбу не верят — угрюмость одна. Ах, я уйду, я домой возвращусь — Близкие там и родная страна! Иволга, иволга, ты не садись, Стаи, вы здесь не слетайтесь на тут, Птички пусть сорго мое не клюют! Люди на этой чужой стороне Мне далеки и меня не поймут... Ах, я уйду, я домой возвращусь. Старшие братья дадут мне приют. Иволга, иволга, ты не садись Вместе со стаей на этот дубок, Просо клевать не стремись ты на ток. Люди на этой чужой стороне Плохи — я с ними ужиться не мог! Ах, я уйду, я домой возвращусь. Верно, у дядей найду уголок.

ТАМ, ПО ДИКОЙ ПУСТЫНЕ (II, IV, 4)

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я, И айланты тенистые были кругом. Я к вам ехала — в жены вы брали меня; Я мечтала — мы с вами теперь заживем. Вы же, муж мой, лелеять не стали меня — Я в родную страну возвращаюсь, в мой дом. Там, по дикой пустыне, к вам ехала я, Собирала я травы в пути по полям. Я к вам ехала — в жены вы брали меня; Чтобы с вами зажить, я отправилась к вам. Вы же, муж мой, лелеять не стали меня — Предаюсь о дороге обратной мечтам! Там, по дикой пустыне, к вам ехала я, Собирала дорогого корни травы... Только прежнюю вы позабыли меня И подругу иную сыскали, увы! Вы не ради богатства забыли меня — Только ради другой это сделали вы!

НОВЫЙ ДВОРЕЦ (II, IV, 5)

I Берег реки полукругом, как лук, Южные горы тенисты вокруг. Дом, точно крепкий бамбуковый лес, Точно сосна, что взросла до небес. С братьями в доме да встретится брат — Будет любовь между нами крепка, Пусть нас минует коварный разлад! II Предкам наследуя, стал ты царем, В тысячи футов воздвиг себе дом, Смотрят ворота на запад и юг. В нем заживешь ты, устроишься в нем, Смех и беседы услышишь вокруг. III Досками место для стен обнесли, Плотно меж досок набили земли. В дом не проникнут ни ветер, ни дождь, Птица и мышь не проникнут! Как встарь, Место почтенно и свято, где царь! IV Дом, как почтения полный, встает, Горд, как стрела, что стремится вперед; Кровля — как будто фазана полет, Как оперение птицы ярка! Наш государь во дворец свой войдет. V Двор разровняли, и с разных сторон Ввысь устремились вершины колонн. Весел дворец твой на солнце, взгляни: Он и глубок, и просторен в тени, Будет царем здесь покой обретен. VI Всюду циновки — бамбук и камыш, В спальне покой и глубокая тишь. Встанешь поутру от сна тишины, Скажешь: «Раскройте мне вещие сны! Те ль это сны, что нам счастье сулят? Снились мне серый и черный медведь, Змей мне во сне доводилось узреть». VII Главный гадатель ответствует так: «Серый и черный приснился медведь — То сыновей предвещающий знак; Если же змей доводилось узреть — То дочерей предвещающий знак! VIII Коль сыновья народятся, то спать Пусть их с почетом кладут на кровать, Каждого в пышный оденут наряд, Яшмовый жезл2 как игрушку дарят. Громок их плач... Заблестит наконец Их наколенников яркий багрец3 — Примут уделы и царский дворец! IX Если ж тебе народят дочерей, Спать на земле уложи их скорей, Пусть их в пеленки закутает мать, В руки им даст черепицу играть! Зла и добра им вершить не дано, Пищу варить им да квасить вино, Мать и отца не заставить страдать».

2   Яшмовый жезл — знак княжеского достоинства, вручаемый царем как знак власти при назначении удела. Точно такой же жезл (вторая его половина) оставался у царя как знак подданства владетеля (удельного князя) царю. 3   Багровые наколенники были знаком царского достоинства, багрово-желтые — княжеского.

ХОЗЯИНУ СТАД (II, IV, 6)

I Кто скажет, что мало овец у тебя! В одном только стаде их триста голов! Кто скажет, что мало быков у тебя? Лишь рыжих с пятном девяносто быков! Бараны и овцы твои подошли, Не бьются рогами бараны, стоят. Быки и коровы твои подошли, И только ушами они шевелят. II Спускаются ниже стада по холмам, Иные пошли к водопою на пруд, Иные лежат, а иные бредут. Твои пастухи приближаются к нам, Их шапки — бамбук, а плащи их — камыш. Несут на спине они пищу. Глядишь: Стада одномастны по тридцать голов — Дар духам и предкам обильный готов. III Твои пастухи приближаются к нам, Убитая дичь в их руках и дрова, И хворост сухой, и сухая трава: Бараны твои приближаются к нам, Они и крупны, и отменно крепки, Больных или слабых нет в стаде; едва Ты сделал им знак мановеньем руки, И стадо послушно заходит в хлева. IV Уж спят пастухи, снится сон пастухам: И рыбы, и толпы людские подряд, И змеи, и сокол на стягах горят... Великий гадатель ответствует нам: «И толпы людские, и рыбы подряд — Воистину то плодородия год. Коль змеи и сокол на стягах горят — Умножится в царстве повсюду народ!»

ОДА БЛАГОРОДНОГО ЦЗЯ ФУ, ОБЛИЧАЮЩАЯ ЦАРЯ И ЦАРСКОГО СОВЕТНИКА ИНЯ (II, IV, 7)

I Как высоки вы, южные горы, Скалы теснятся высоко в синь... К вам весь народ устремляет взоры, Царский наставник, великий Инь! Горе сердца сжигает, как пламя, Вымолвить слово мешает страх, О, неужель вы не видите сами: Царство готово низвергнуться в прах. II Южные горы высокие в далях, Скатов, покрытых деревьями, синь... О, почему вы неправедным стали, Царский наставник, великий Инь? Небо нам мор посылает снова, Ширится смута, и сколько бед! И не услышишь отрадного слова, В вас же нисколько раскаянья нет! III Юнь, господин наш и вождь государства, Чжоу престола ты твердь и оплот, Держишь в руке равновесие царства, Объединяешь страну и народ! О, прекрати заблужденья народа, Сыну небес4 будь опора и щит! Нас же в немилости долгой невзгодой Небо великое не истощит! IV Личного вы не даете примера, К службе закрыт благородному путь, К вам у народа разрушена вера. Но государя нельзя обмануть! Будьте воздержанны, дух свой смирите, Низким, как щит, не вверяйте закон! К службам доходным пути преградите Жадной, ничтожной родне ваших жен! V Вышнее небо не право и снова Всем нам грозит разореньем от смут, Вышнего неба немилость сурова, И прегрешения наши растут. Если усердья исполнен правитель, Снидет покой на людские сердца; Если вы помыслы сердца смирите, Сгинут и злоба, и гнев до конца. VI Неба великого гнев над страною! Смута, предела не зная, растет, И умножается с каждой луною, Благостей мира лишая народ. Сердце как будто пьяно от печали... Кто у нас держит кормило страны? Править страной вы давно перестали, — Скорбь и страданья народа страшны! VII У четырех скакунов в колеснице Шеи крутые могучи, но, мнится, Вижу я царства четыре предела — Всюду лишь бедность и некуда скрыться! VIII Злобой исполнясь, вы вступите в свару Вижу я: копья готовы к удару5. Что? Уже радость и мир между вами, Точно вы пили заздравную чару?! IX Небо великое в гневе сурово! Царь наш покоя не ведает снова — Сердце смирить он не хочет и только Гневом встречает правдивое слово. X Песню слагая, подумал я: надо Грех ваш теперь обличить без пощады, Чтоб изменили вы помыслы сердца, В мире взлелеяли царств мириады!

4   Сыну небес — то есть царю, приносящему жертву небу как своему отцу. 5   Речь идет о междоусобицах князей и крупных владетелей.

ПАЛ ЛЕТОМ БЕЛЫЙ ИНЕЙ6 (II,IV,8)

I Пал летом белый иней вдруг, И сердце ранил мне испуг; В народе лживая молва Растет и ширится вокруг. Лишь вспомню, как я одинок,— Сильнее боль сердечных мук, От скорби тяжкой и тревог Все тело охватил недуг. II Мне дали жизнь отец и мать, Чтоб я изведал скорби гнет! Зачем ни прежде я рожден, Ни после этих злых невзгод? Хвалу ли рот их пропоет, Хулу ли рот их изрыгнет — В них правды нет, и скорбь растет, Обиды множа в этот год. III Свою недолю вспомню я, И в скорбном сердце боль и стон: О весь народ наш! Без вины В рабов он будет превращен7. Мы, горькие, отыщем, в ком И наше счастье, и закон. Я вижу: ворон вниз летит; На чью же кровлю сядет он? IV Так лес лишь хворост и дрова Являет взору моему... Народ в беде, он к небу взор Поднял — оно сокрылось в тьму. Когда решит оно смирить — Кто воспротивится ему?! Великий неба государь Питает ненависть к кому? V Нам скажут, что гора низка, Но все мы видим высь хребтов8. В народе лживая молва, Но опровергнуть кто готов? Значенье снов спешат спросить У старцев... Их ответ таков: «Я мудр, но кто же отличит От самок воронов-самцов?» VI Высоко небо, но под ним Не смею не склонить главы... Крепка земля, но я хожу Лишь с осторожностью, увы... Но есть и правда, и закон В реченьях сих людской молвы! О люди нынешних времен, Зачем на змей похожи вы?! VII Смотри, как буйно вдруг пророс Ростками тот высокий склон! Колеблет небо жизнь мою, Но небом я не сокрушен! Искали правила во мне. Как будто не был я найден;9 Меня схватили как врага, Но силой я не побежден. VIII О, сердца боль! Как будто кто Тенетами связал его! Правленье нынешних времен — Зачем, скажите, таково? Пылает пламя высоко, Кто может погасить его? Столица Чжоу велика, Погубят Бао Сы его!10 IX Я с вечной думой о конце Смотрю: под проливным дождем Нагружен кладью полный воз, Но скрепы брошены на нем... И кладь в грязи, и мы тогда — «Ах, сударь, помоги!» — зовем. X О, если ты не сбросишь скреп, Что спицам дать должны оплот, Коль ты к воанице будешь строг и, На землю кладь не упадет, И будет трудный путь пройден!.. Но нет твоих о сем забот. XI Так рыбы, брошенные в пруд, Не могут радоваться тут! Они всегда видны в воде, Пусть хоть на дно они уйдут12. Сколь сердца горесть глубока В стране жестокостей и смут! XII У них есть сладкое вино, У них отменных яств полно, И к свату в гости ходит сват, Сосед с соседом заодно! Я ж вспомню, как я одинок, И горе в сердце так сильно! XIII Кто низок, тот имеет дом; Кто подл, тот награжден зерном. Несчастен ныне наш народ, Небесным поражен бичом! Богатый сыт, а тот, кто сир И одинок, — скорблю о нем.

6   Ода написана в поучение царю Ю-вану (780—770 гг. до н. э.), отвергнувшему добрых советчиков и приблизившему злых. 7   В древности преступников превращали в рабов. Здесь речь идет о том, что рабами должны стать все безвинные люди погибшего царства, пленники захватчиков. 8   Смысл утверждения: некому заглушить голос клеветы. 9   Смысл утверждения: меня принимали за обраюц, идеал, которого не могли достигнуть. 10   Известная красотой наложница царя Ю-вана Бао Сы своим развратным поведением, завистью, клеветой и лестью пагубно влияла на царя и, по мнению китайских историков, содействовала ослаблению царства Чжоу и падению его столицы — Хао. 11   Совет царю: дорожить испытанными слугами, быть строгим к своему главному советнику, которому доверено управление государством. 12   В мире, где царят недоброжелательство и жестокость, никто не может быть уверен в своей безопасности.

О ЗНАМЕНЬЯХ НЕБЕСНЫХ И ЗЕМНЫХ, ПРЕДВЕЩАЮЩИХ БЕДСТВИЯ (II, IV, 9)

I Лишь началась десятая луна, И в первый день луны, синь-мао день, Затмилось солнце. Горе и беду Великие сулит затменья тень! Тогда луна утратила свой свет, И вместе солнце13 свой сокрыло свет — Внизу народу нынешних времен Великая печаль, спасенья нет! II Луна и солнце бедствием грозят, Сойдя с орбиты. С четырех сторон Во всей стране нигде порядка нет — Путь к службе лучшим людям прегражден. Тогда луна утратила свой свет, Но это — вечный для луны закон... А ныне солнце свой сокрыло свет! В чем зло лежит, что ныне скрылся он? III И молнии блестят, грохочет гром! И мира нет, как нет добра кругом. Вода, вскипев, на берег потекла, С вершины горной рушилась скала, Где берег горный — там долины падь, И там гора, где впадина была. О, горе! Люди нынешних времен, Из вас никто не исправляет зла! IV Был Хуан-фу всей властью облечен, Фань просвещеньем ведал у царя, Цзя-бо — правитель, Цзюй ведет дела, Чжун-юнь на кухне правит, чуть заря. А Чжоу-цзы? Вершит законы он, Карая и щедротами даря, Гуй — конюший. Наложница на трон Взошла в ту пору14, красотой горя. V Советник царский этот, Хуан-фу, Не скажет, что не время для работ15, Он, на послуги посылая нас, Просить у нас совета не придет. И дом оставлен, брошена земля, В воде и в сорняках у нас поля. А он в ответ: «Я не чиню обид, Так долг ваш перед старшими велит!» VI О, этот Хуан-фу большой мудрец! Себе возвел он главный город в Шан, Трех богачей в советники избрал И каждого возвел в высокий сан. Он не оставил старца одного Хранить царя у нас — приказ им дан Всем, кто имел повозки и коней. Идти за ним селиться в город Шан. VII И хоть работай не жалея сил, Сказать не смей, что слаб ты, изнурен. Хоть нету ни проступка, ни вины, Но злые рты шипят со всех сторон. Нет! Разве небо наказанье шлет Тебе, народ, в страданьях и беде? Оно — вдали, а злоба — за спиной — Зависят распри только от людей! VIII Со скорбью вспомню мой родимый дом — Великое страданье вижу в нем, Везде избыток с четырех сторон, Лишь я живу, печалью удручен. У всех людей и отдых есть, и смех, Вздохнуть не смею я, один из всех. Неравный дан удел от неба нам: Друзья живут спокойно, я один Не смею подражать своим друзьям!

13   Древние китайские историки относят это событие к шестому году правления царя Ю-вана, десятому месяцу лунного календаря и дню, стоящему под циклическим знаком синь-мао (29-й день цикла). Эта дата соответствует 29 августа 775 г. до н. э. Согласно вычислениям европейских астрономов, в этот день действительно происходило солнечное затмение, наблюдавшееся в Китае, причем солнечному затмению предшествовало лунное. Текст оды, таким образом, является убедительным доказательством подлинности «Книги песен и гимнов». 14   Речь идет о Бао Сы, наложнице царя Ю-вана. 15   ...не скажет, что не время для работ — то есть что в разгар полевых работ нельзя отрывать земледельцев для выполнения повинностей царю.

ВЕЛИК ТЫ, НЕБА ВЫШНИЙ СВОД (II, IV, 10)

I Велик ты, неба вышний свод! Но ты немилостив и шлешь И смерть, и глад на наш народ, Везде в стране чинишь грабеж! Ты, небо в высях, сеешь страх, В жестоком гневе мысли нет; Пусть те, кто злое совершил, За зло свое несут ответ. Но кто на в чей не виноват — За что они в пучине бед? II Преславных Чжоу род угас, И негде утвердиться им — Вельможи бросили дома, Наш горький труд для них незрим. Не бдят советники царя, Как прежде, до ночи с утра, И на приемах нет князей Весь день у царского двора. О царь, всему наперекор Ты зло творишь взамен добра! III Мой голос к вышним небесам! Нет веры истинным словам. Как путник, царь бредет вперед, Куда ж придет — не знает сам. Ужели, доблести мужи, Лишь за себя бояться вам? Друг перед другом нет стыда, И нет почтенья к небесам! IV В войне царь не идет назад, Добром не лечит в мор и глад! А я, постельничий, с тоски Все дни недугами объят: Советов доблести мужи Царю, как прежде, не дарят; Что б ни спросил, — «Да, да!» — ответ. Пред клеветой бегут назад. V О, горе тем, кто слов лишен; Не только их бесплодна речь — Она страданье может влечь! От тех, кто слова не лишен, Лишь лесть одна течет рекой, Суля им счастье и покой. VI «Иди служить!» — На службе ложь, Одни шипы и страх! И вот, Коль неугодное речешь — Опалы царской примешь гнет; Царю угодное речешь — Друзей негодованье ждет. VII Вернитесь же, друзья, назад! «У нас нет дома! — говорят,— В тоске мы с кровью слезы льем, Промолвим слово — горе в нем!» Когда в чужие страны шли — Кто шел за вами строить дом?!

ОДА О НЕПРАВЫХ СОВЕТНИКАХ (II, V, 1)

I Далекое небо простерло внизу, на земле, Одну лишь немилость, и гнев его грозный жесток! Советы дарю, зарождаясь в неправде и зле, — Когда остановят они свой губительный ток? Благие советы бывают — не следуют им, Охотнее следуют, чаще — советам дурным. Услышу я эти дурные советы царю — И вот уж великой печалью и скорбью томим! II Вы вместе сойдетесь — злословье одно за спиной... Не так же ль большую печаль оно сеет вокруг? А если хороший совет предлагает иной, Вы все заодно на него тут восстанете вдруг. Но если дурные советы предложит иной — Тут все заодно на него опираетесь вы! Помыслю об этих зловредных советах царю: К какому концу привести они могут? Увы! III Гаданьем ли мы утомили своих черепах?1 — Они не вещают нам больше грядущий удел. Не слишком ли много советников в царском дворце? И не оттого ли не видим исполненных дел? У нас предложенья царю переполнили двор, Но выполнить их безбоязненно кто бы посмел? Так путник, что только судачит, не смея идти, Вперед оттого не подвинется вовсе в пути. IV И ваших решений предвижу я жалкий конец — Вы древний парод наш не взяли себе в образец; Великие истины царь наш не ставит в закон — Одни пустяковые речи и слушает он. Одни пустяки, и о них только своры кругом! Коль домостроитель с прохожими станет рядить Навряд ли успеет он вовремя выстроить дом. V Хоть в царстве у вас ничего еще твердого нет, Но мудрые люди нашлись бы, пожалуй, и здесь; В народе у вас, хоть немного осталось его, Разумные люда, советоподатели есть, Достойные видом, способные править умы!.. И точно источник бегущей и чистой воды, К погибели общей теперь не стремилась бы мы. VI Никто б не посмел безоружным на тигра идти, Чрез Желтую реку не стал бы шагать пешеход, Но люди, что знают об этих простейших вещах, Не знают сравнений и даже не смотрят вперед. И страхом страшась, весь дрожу я, предвидя беду! Как будто, приблизившись к бездне глубокой, стою, Как будто я первым ступаю по тонкому льву.

1   Здесь упоминается старинный способ гадания по трещинам на щите черепахи, обжигаемом на огне. Имеется в виду, что беспрерывно повторяемые гадания относительно результатов того или иного начинания бесплодны, ибо щиты черепах в конце концов перестают давать правильные ответы.

ОДА О ВОСПИТАНИИ (II, V, 2)

I Пусть птица-певунья собою мала — Способна до самого иеба взлетать... Какая на сердце мне давят печаль, Лишь только я предков начну вспоминать! И я до рассвета уснуть не могу — Покойные в думах отец мой и мать. II Кто ровен и мудр, хоть и выпьет вина, Себе господин, в нем приятность видна. А кто неумен да невежда притом, День за день все больше сидит за вином. Но каждый да помни о долге своем: Судьбу утеряв, не воротишь потом! III В глубокой долине растут бобы, Я вижу: народ собирает их. Не жаль шелкопряду детей своих — Порою оса похищает их. Добру научите детей своих — Подобными вам воспитайте их! IV Иль на трясогузку ты бросишь свой взор — Она и поет, и летит на простор... Вперед, что ни день, я все дальше иду, Шаг с каждой луной ускоряй — все не скор! Пораньше вставай и попозже ложись — Родившим тебя да не будешь в укор. V Вот птица порхает, что в тутах живет, — Клюет она, с тока таская, зерно... О, горе вдовицам у нас и больным — Им, сирым, в темницах страдать суждено. Лишь с горстью зерна выхожу со двора Гадать, как идти мне стезею добра. VI Будь мягок, почтенья исполнись к другим, Как птицы, что сели на ветви дерев. Мы, будто приблизяеь к обрыву, стоим — Будь чуток с другими и сдерживай гнев, Будь так осторожен, как тот на пруду, Кто первым проходит по тонкому льду.

ВОРОНЫ ПО ВОЗДУХУ КРЫЛЬЯМИ БЬЮТ2 (II, V, 3)

I Вороны по воздуху крыльями бьют — Обратно к родным вылетают местам. У всякого счастье свое и приют, И только несчастлив и грустен я сам. Грехи ли мои перед небом тяжки? В какой перед ним я повинен вине? — Но только исполнено сердце тоски, Не знаю, что делать несчастному мне? II Большая дорога гладка и ровна, Но пышной травой вся покрылась она. И сердце тоскою разбито мое, Поранено сердце, и горесть сильна, Она превратила меня в старика, В постели я только вздыхаю без сна... О, сердца тоска и глубокая боль! И как голова тяжела и больна. III Посажены были катальпа и тут — А люди и нежат деревья, и чтут3. Я мог на отца лишь с надеждой взирать, Была мне привычной опорою мать. Мои волоса не от их ли волос, Не я ль к материнскому чреву прирос? О небо! Иль не было лучшего дня, Чем тот, когда мать породила меня? IV На ивах зеленый, блестящий наряд, И звонкое слышится пенье цикад; Глубокие воды... Над ними в тиши Стоят тростники, и густы камыши. А я точно челн — по течению вод Скользит он, не зная, куда приплывет! О, сердца тоска и глубокая боль! И сном мне забыться нельзя от забот. V Легко, осторожно ступая ногой, Свой бег умеряет нарочно олень; Чтоб самок своих отыскать, поутру Фазаны призывней кричат что ни день. А я, точно древо гнилое, стою, Оно без ветвей увядает одно. О, сердца тоска и глубокая боль! Узнает ли кто, как страдало оно? VI Бегущего зайца мы видим, и то, Бывает, кто-либо спасает его. Коль труп незнакомый лежит у пути, Кто-либо всегда погребает его! Но черствое сердце теперь у царя, И мой государь не смягчает его. О. сердца тоска и глубокая боль! И слезы текут, не смиряя его. VII Ты принял легко, государь, клевету, Как будто заздравную чашу вина; Меня не любя, на досуге, увы, Не стал проверять ты, была ли вина. Срубая, дай дереву крепкий упор, Вдоль жил направляй, если колешь, топор — Преступных оставил по воле ходить, Лишь я без ввны осужден на позор. VIII Что выше бывает, чей гор вышина? Что глубже идет, чей ключа глубина? Не будь же так легок в речах, государь, — Бывает, что уши имеет стена. Пусть он не подходит к запруде моей, Мою да не снимет он с рыбами сеть!4 Тот, кто без вниманья оставил меня,— В беду попади я — не станет жалеть!

2   Ода о жалобе царевича И-цзю на немилость отца, царя Ю-вана, лишившего его, старшего сына, прав на отчий престол в пользу Бо-фу — сына своей любимой наложницы Бао Сы. 3   Люди чтут дело рук своих предков, завещанные потомкам традиции. 4   Намек на лишение царевича царства незаконным наследником.

ОДА О КЛЕВЕТНИКАХ (II,У,4)

I Высоко ты, небо, в величье своем; Отец наш и мать — так мы небо зовем. Не знаю на нас ни греха, ни вины, А смуты в стране велики и сильны, И небо великое в гневе на всех, Смотрю на себя и не вижу, в чем грех; А кары великого неба сильны... Смотрю на себя и не вижу вины. II Не с ложью ли смута сплетясь, разрослась. Когда, государь, допустил ее ты? И смута еще и еще разрослась, Когда ты поверил речам клеветы! Коль гневом ты встретил бы ложь, государь, То сразу бы смута смирилась без сил; Коль милостью истину встретил бы царь — То сразу бы смуте предел доложил, III Великие клятвы5 ты часто даешь, А все разрастаются смута и ложь. Доверился людям, чье дело — разбой, И яростней смута встает пред тобой. Разбойничьи речи для слуха сладки, А смута и ложь и сильны, и крепки. Свой долг позабыв и добра не творя, Готовят советники гибель царя. IV Храм предков, гляжу, — величав, величав — Достойный правитель построил его; Я вижу порядок великих начал — Мудрец, заключаю, устроил его. Стремление зрю в человеке другом — Обдумав его, разбираю его. А заяц — он петлями скачет, хитрец. Собака навстречу, хватает его. V Деревья, что стали гибки и мягки, Сажали для нас благородства мужи. Услышишь случайных прохожих слова — В них сердцем отделишь ты правду от лжи. Великие в мире родятся слова И прямо исходят из уст без труда, А речи льстеца точно шэны поют, — На важном лице не увидишь стыда. VI А тот, кто клевещет, — какой человек? Жил в травах густых он, в излучинах рек; Нет мужества в нем, нет и силы в руках, Призванье его — быть лишь к смуте путем, Опора гнила, как стопы в гнойниках! Откуда возьмется и мужество в нем? Хоть тьма у тебя начинаний больших, Но много ль сторонников будет твоих?

5   Великие клятвы — торжественные, сопровождаемые закланием жертвенного животного клятвы во взаимной верности между царем и удельными князьями.

ОДА О ВЕРОЛОМНОМ ДРУГЕ (II, V, 5)

I Что ты за человек, не знаю я, Но замыслы твои опасны. Кто ты? Приблизился к моей запруде ты, Но не зашел зачем в мои ворота? Кто спутник твой — шел следом за тобой? То Бао, он стоял у поворота. II Два человека шли друг другу вслед; Кто создал мне несчастье так сурово? Приблизился к моей запруде ты, Зачем же не вошел утешить словом? Таким вначале не был ты — теперь Не счел меня достойным дружбы снова! III Что ты за человек, не знаю я. Зачем ты подошел к дорожке сада? И голос этот слышал я вблизи, Но не видал, как ты вошел в ограду. Не знаешь ты стыда перед людьми, И страха перед небом знать не надо. IV Что ты за человек, не знаю я; Так буйный вихрь летит, сбиваясь с круга. Зачем не с севера приходишь ты, Зачем ко мне ты не приходишь с юга? Зачем приблизился к запруде ты И только растревожил сердце друга? V Не торопясь, ты едешь, и тогда Нет времени у нас остановиться; Стремительно ты мчишься — и тогда Находишь время смазать колесницу! Чтоб ты хоть раз один ко мне пришел, Как жажду я, — но суждено ли сбыться? VI Когда вернешься и войдешь ко мне — Наполнишь сердце радостью такою; А не войдешь, как будет трудно мне Понять отказ и справиться с тоскою! Когда бы ты хоть раз ко мне пришел, И я б тогда исполнился покоя. VII Сюань и флейта в лад поют — сильна Была в нас дружба с братскою любовью6, Жемчужных мы на нитке два зерна! Коль впрямь меня не знаешь, по условию, Три жертвы7 принеси, и поклянись, И губы омочи священной кровью! VIII Коль мертвый дух иль оборотень ты Твое лицо для нас непостижимо; Но виден всем твой лик, твои глаза, И видишь ты всегда идущих мимо! Я эту песню добрую сложил, Чтоб двойственность твоя явилась зримо.

6   Сюань — духовой керамический инструмент. Имеется в виду, что старший брат играл на сюани, а младший вторил на флейте. 7   Три жертвы — собака, свинья и петух, кровью которых скреплялись торжественные, нерушимые клятвы.

ОДА О КЛЕВЕТНИКАХ (II, V, 6)

I Причудлвво вьется прекрасный узор — Ракушками тканная выйдет парча. Смотрю я на вас, мастера клеветы? Давно превзошли вы искусство ткача. II Созвездие Сита8 на юге блестит, Язык растянув, непомерно для глаз. Смотрю я на вас, мастера клеветы, Кто главный теперь на совете у вас? III Стрекочете вы, там и тут егозя, Кого б оболгать, только ищете вы. В словах осторожнее будьте. Увы! — Уже говорят, что вам верить нельзя. IV Двуличный пронырлив — и тут он, и там. Дать волю он думает лживым словам. Смотрите же: то, что не примут от вас, С бедою назад не вернулось бы к вам! V Спесивый и гордый доволен и рад, Трудом изнуренный — печалью объят. О синее, синее небо вдали, Взгляни на спесивых и гордых земли, Трудом изнуренных печаль утоли! VI О ты, клеветы зачинатель и лжи, Кто главный у вас на совете, скажи? Клевещущих, лгущих хватал бы я сам И лютым бы тиграм бросал и волкам; Коль тигры б и волки их жрать не смогли, На север погнал бы их, к краю земли; Коль в мрачные север не примет края, К великому небу их кинул бы я! VII Дорожка от сада и ветвях тополей Приводит к холму, что меж хлебных полей!9 Лишь евнух я10, Мэн-цзы, в покоях дворца; Я эту правдивую песню сложил. Прошу вас, прослушав ее до конца, Размыслить о ней, благородства мужи!

8   Созвездие Сита — четыре звезды созведия Стрельца. Две из них считаются «языком» созвездия Сита. 9   Клевета, распространившаяся вначале в низах, постепенно охватывает верхи. 10   Звание евнуха дает основание полагать, что автор оды сам пал жертвой клеветы и подвергся мучительному и позорному наказанию оскоплением, существовавшему в древнем Китае.

О НЕВЕРНОМ ДРУГЕ (II, V, 7)

С востока веет ветерок, И дождь к нам прилетает вслед за ним, Ты страхом был и ужасом томим — В те дни лишь я с тобою был вдвоем. Теперь и мир, и радость у тебя, И брошен я, со мной ты стал другим. С востока веет ветерок, И вихри вьются вслед за ним, гляди. Ты страхом был и ужасом томим, Но ты меня носил в своей груди. Теперь и мир, и радость у тебя, И брошен я... Забвенье впереди. С востока веет ветерок, Он дует и на высях горных гряд. Чтоб не увяла, нет такой травы; Падут деревья, что теперь стоят. Ты все мои достоинства забыл, Свои обиды помнишь — все подряд!

КУВШИНКИ-ЦВЕТЫ (II, V, 8)

I Огромны, огромны кувшинки-цветы, А я не кувшинкой — стал мелким цветком. О, горе вам, горе, отец мой и мать! Меня вы взрастали с великим трудом. II Огромны, огромны кувшинки-цветы, А я не кувшинка, и жалок мой цвет. О, горе вам, горе, отец мой и мать! Меня вы взрастили средь горя и бед. III Коль нету в застольном кувшине вина — То винного жбана позор и вина! Чем сирому и одинокому жить — Не лучше ль, коль ранняя смерть суждена? Коль нету отца — где опора моя? Доверюсь кому, если матери нет? Вне дома тоску свою всюду несешь, А дома — в ком помощь найдешь и совет? IV Отец мой и мать породили меня, Заботой своей окружили меня, Они обласкали, вскормили меня, Взрастили меня, воспитали меня, Взлелеяли нежно ребенком меня, Вне дома и дома носили меня, Мой долг перед ними, что в сердце возник, Как небо безмерное, столь же велик! V Высокие южные горы мощны, Порывистый ветер свистит вдалеке. Все люди, я вижу, счастливы кругом, Зачем только я, одинокий, в тоске? VI Громадами южные горы стоят, Но ветер меж ними свиреп и жесток. Все люди, я вижу, счастливы кругом... Свой долг до конца совершить я не мог!

ОДА О ЗАПУСТЕНИИ В ВОСТОЧНЫХ ЦАРСТВАХ11 (II, V, 9)

I Был полон стол с зерном вареным блюд, Жужубовый черпак красиво гнут. Великий путь, как гладкий оселок, Прямой стрелой стремился на восток. Им проходили доблести мужи, Простой народ смотрел на их поток... Теперь, лишь оглянусь на этот путь, — Струятся слезы, падая на грудь. II В восточных царствах, посмотрю кругом, Пустуют станы с ткацким челноком, И в легких туфлях, свитых из пеньки, Там ходят по земле, покрытой льдом. Князей потомки нежные теперь По славному пути идут пешком. Пройдут они туда, сюда, и вот Опять страданье сердце мне сожмет. III Источника холодная струя Пусть не найдет пути к тем срубленный стволам; Всю ночь без сна вздыхаю горько я: О, горе, горе истомленным нам? Надежда есть и срубленным стволам, Что их перевезут куда-нибудь... О, горе, горе истомленным нам! И мы должны немного отдохнуть. IV У нас, восточных яштелей, сыны Живут в труде, не ведая наград; А жителей на западе сыны В роскошных платьях, пышен их наряд! Хоть лодочник отец — его сыны Себе из шкур медвежьих шубы шьют, И хоть отец слуга — его сыны Сидят на важных службах там и тут! V Таких, пожалуй, угости вином — Найдут, что лучше рисовый отвар; Подвески им на пояс подари — Не короток ли, скажут, ценный дар. Горит на небе звездная река И, видя нас, свой не умерит жар12. Ткачихи угол в целый день пройдет На семь делений весь небесный шар13. VI Хоть семь делений в день она проедет, Она в подарок шелка не соткет, Сверкает ярко в небе Бык в Ярме14, Но он повозки нам не повезет. Звезда зари с востока сходит к нам, Чан-гэн15 на запад свой свершает ход. На небесах изогнутая сеть — Раскинулось созвездие Тенет16. VII На юге Сито свой бросает свет, Но в Сите не провеешь ты зерна; На севере мне виден только Ковш, Но тем Ковшам не разольешь вина. На юге Сито свой бросает свет — Торчит Язык, готовый все пожрать; На севере мне видан только Ковш — На запад обращает рукоять!

11   Ода об упадке Хао — восточной столицы царей Чжоу (в нынешнем Шаньдуне) и о возвеличении Лояна — западной их столицы (в нынешней Хэнани). 12   Млечный Путь остается равнодушным к нашим страданиям. 13   Созвездие Ткачихи, образующее угол из трех звезд, проходит, как считали древние китайские астрономы, за сутки полный круг по небесной сфере, поделенной на двенадцать частей: семь делений за день с пяти часов утра до семи часов вечера и пять за ночь с семи часов вечера до пяти часов утра. Пути небесных светил остаются неизменными, говорится в этих строках. 14   Бык в ярме — шея созвездия Орла. 15   Звезда зари и Чан-гэн — Венера. 16   Созвездие Теней — созвездие Лавра.

ОДА О СМУТЕ В СТРАНЕ (II,V,10)

I Четвертой луной начинается лето, В шестую — все пышущим зноем прогрето. О предки! Иль вовсе не люди они? Как терпят потомки страдание это? II В осенние дни увядает природа, Все чаще и чаще стоят холода. Я болей от скорби, и смут, и разброда. Куда мне укрыться? Повсюду беда! III А в зимние дни холод злее и злее, Порывистый ветер свистит и свистит. Все люди кругом, как я вижу, счастливы; Зачем одинок я и горем убит? IV Прекрасные в горных лощинах деревья, Каштаны и сливы там радуют взоры. Не знает никто: по чьему прегрешенью Кругом у нас ныне злодеи в воры! V Смотрю на источника этого воды: Они то прозрачны, то мутны они. Все дни свои я только горе встречаю; Смогу ли увидеть счастливые дни? VI И Хань, и Янцзы17 так обильны водою, И связь и оплот они южной стране. На службе все силы свои истощаю, Ужели не знает никто обо мне? VII Нет, я не орел и не коршун... Крылами Взмахнул бы я, к небу направив полет! Нет, я не осетр и не малая стерлядь, Сокрылся б я в бездну глубокую вод! VIII В горах этих папоротник вырастает, В низинах там заросли ив и ракит. Я, муж благородный, сложил эту песню, Чтоб всем вам поведать, как сердце болит.

17   Хань и Янцзы — большие реки в южном Китае.

ОДА О НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ (II, VI,1)

I Когда поднялись мы на северный этот хребет, Мы ив собирали побеги, пройдя через склон. Мы слуги царя, и любой и могуч, и силен, И каждый с утра и до вечера службу несет. Мы знаем: нельзя быть небрежным на службе царю, Но я об отце и о матери скорбью горю. II Широко кругом простирается небо вдали, Но нету под небом ни пяди нецарской земли. На всем берегу, что кругом омывает моря, Повсюду на этой земле только слуги царя! Совсем справедливости нету у царских вельмож Иль верною службой я только, увы, и хорош? III И скачут, и скачут в четверке моей скакуны — Справлять бесконечно мы царскую службу должны. И все в восхищенье, что я не дряхлею пока, Что мышцы на редкость тверды, не слабеет рука. Поскольку я крепок и спину прямою держу, В далеких пределах страны я порядок ввожу. IV Одни, отдыхая, живут, веселясь на пирах, Другие же служат стране, изнывая в трудах. Одни отдыхают, в постелях своих развалясь, Другие в пути бесконечном и в холод и в грязь. V Одни не услышат и крика в покое своем, Другие в тревоге и заняты тяжким трудом. Как птицы на ветках, ленивы одни, посмотрю, — Другие утратили облик на службе царю. VI Предавшись утехам, вино попивают одни, Другие в тревоге — упрека боятся они. Одни в пересудах вне дома и дома — везде, А всякое дело другие свершают в труде.

НЕ ДУМАЙ О ПЕЧАЛЯХ (II, VI, 2)
Большую телегу вперед не пускай — Сам будешь в пыли и песке. Не думай о многих печалях своих — Лишь сам изведешься в тоске. Большую телегу вперед не пускай — В пыли затуманится свет. Не думай о многих печалях своих — В смятении выхода нет. Большую телегу вперед не пускай — Покроешься пылью — взгляни! Не думай о многих печалях своих — От дум тяжелее они!

ЕЩЕ ОДНА ОДА О ДАЛЬНЕМ ПОХОДЕ (II, VI, 3)

I Исполнены светом вверху небеса, Что смотрят на землю, сияя вдали! Я с войском походом на запад иду До дальних пустынь этой цюской земли. С тех пор как вторая луна началась, То в холоде я, то в жаре и в пыли, И в сердце моем безысходная боль — То ядом горчайшим его обожгли. Лишь вспомню о тех, кто остался служить, И слезы мои упадают дождей. Ужели вернуться домой не хочу? Боюсь, что немилости сеть навлечем. II Когда уходили мы в этот поход, Сменились и солнце тогда, и луна;1 Не знаю, когда мы вернемся домой, — Год пройден, приходят к концу времена. Подумаю, как я теперь одинок, Как тяжесть забот велика и сильна, И в сердце моем безысходная боль, Ни отдыха нет, ни покоя, ни сна. Лишь вспомню о тех, кто остался служить, И думой о них моя грудь стеснена. Ужели вернуться домой не хочу? Упрека боюсь, и немилость страшна. III Когда уходили мы в этот поход, Дни делались теплыми с новой луной. Не знаю, когда мы вернемся домой. Теснят нас дела управленья страной. Год пройден, подходят к концу времена: Кувшинки сбирают, снимают бобы... И в сердце моем безысходная боль — Сам вызвал я эти невзгоды судьбы. Лишь вспомню о тех, кто остался служить, Встаю, покидаю ночлег — не уснуть. Ужели вернуться домой не хочу? Пред гибелью страхом сжимается грудь. IV Послушайте, вы, благородства мужи, Не вечно бы жить на покое и вам! Свершайте же мирно на службе свой долг, На тех опирайтесь, кто честен и прям. И светлые духи, услышав о том, Одарят вас счастьем, одарят добром. V Послушайте, вы, благородства мужи, Не вечно и вам отдыхать без забот! Свершайте же мирно на службе свой долг, Пусть честный в любви с благородным живет! И светлые духи, услышав о том, Исполнят вас благ и великих щедрот.

1   Имеется в виду начало нового года.

РАЗЛИВ РЕКИ ХУАЙ (II, VI, 4)

То колокол громко звонит у реки, И воды Хуай высоки, высоки. И сердце поранено болью тоски: Я полных достоинства наших царей Забыть не могу, хоть они далеки. Гудит и гудит этот колокол там, К высоким Хуай поднялась берегам. И сердце тоскует, и горесть сильна: Я помню достоинства прежних царей, Их светлая доблесть была без пятна. Звучит барабан там, и колокол бьет, Три острова вышли из схлынувших вод. И сердцу покоя тоска не дает: Я помню достоинства прежних царей — Им доблестью равных не видит народ. И колокол бьет, барабаны звучат, И цитра и гусли настроены в лад, А шэны и цины, сливаясь, звенят, Великие оды и песни поют, И танцы под флейту так радуют взгляд!

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ ПРЕДКАМ (II, VI, 5)

I Густые, густые терновники скрыли поля; От терний колючих очищена эта земля. Издревле трудились зачем над прополкой земли? Чтоб просо мое и ячмень в изобилье росли! И просо мое все пышней и пышней что ни день. Прекрасный, прекрасный на пашне густеет ячмень. И хлеб мой в амбарах, и хлеба в амбарах полно, В бесчисленных кучах на поле осталось зерно. Довольно зерна для еды и питья соберу И жертвою предков почту на обильном пиру. Да их заместитель2, покоясь, отведает блюд, Да счастьем великим меня наградит он за труд. II С почтеньем, с почтеньем достойным иду наконец Для жертвы чистейших избрать и быков, и овец3. Я жертвы и в осень и в зиму вершу что ни год. Кто шкуры сдирает, кто варит, а кто подает, Кто мясо раскладывает, кто подносит скорей, Стоит прорицатель, чтоб духов встречать у дверей4. И жертва готова, и блеском наполнен мой храм, И званые предки явились в величии к нам! И духохранитель5 поел, исполняя обряд, И я, яз потомков почтительный, счастлив и рад. И счастьем великий меня награждают за труд, На тысячи лет долголетьем безмерным дарят. III С почтеньем очаг возжигают — достойно хвалы, И с жертвенным мясом готовят большие столы. И жарят, кто мясо, кто печень, тогда на огне, В смирении строгом присутствовать — старшей жене; И много сосудов расставила ныне она. Я званым гостям наливаю в их чары вина; Ответные чары скрестились с различных сторон, И весь мы исполним обряд, как предпишет закон. Улыбки и наша беседа пристойны вполне. И духохранитель является ныне ко мне. И счастьем великим меня награждают за труд, На тысячи лет долголетием мне воздадут! IV В служенье я силы свои истощил; говорят, Что без упущений исполнен великий обряд. Придет прорицатель искусный, и скажет мне он: «Потомок сыновнепочтительный, ты награжден. Душисты сыновние жертвы во храме твоем, И духи довольны весьма и едой и питьем. И сотнями благ, возвещают, тебе воздадим, И в срок надлежащий, по правилам строгим твоим. И в жертву ты ныне и просо принес, и зерно, И в должном порядке разложено было оно. За это ты примешь немало великих наград И благ мириады — десятки таких мириад!» V Закончено все — и великий, и малый обряд, И в колокол бьют, наконец, барабаны звучат. Потомок сынозвепочтительный занял престол. И вновь прорицатель искусный к нему подошел: Вещает, что духи упились довольно... И вот В величье своем замещающий духов встает. И бьют барабаны и колокол духам вослед — Ушел заместитель, и духи уходят, их нет. И слуги приходят и старшая с ними жена, И без промедленья остатки уносит она. И дяди одни остаются и братья со мной, И только для родичей пир приготовлен иной. VI Вот входят в покой музыканты, я слышу игру — Тогда насладись величанием здесь на пиру. И подали яства твои, и расставили в ряд, Здесь нет недовольных, здесь каждый и счастлив, и рад: Он вдоволь напился, и яством насытился он. И малый и старый встают, отдавая поклон: «Все духи довольны весьма и едой и питьем. Тебе, государь, долголетие в доме твоем! Ты жертвы принес по порядку за все времена, Сыновний свой долг, как и надо, свершил ты сполна. Сыны за сынами, за внуками внуки подряд Твои приношенья своими надолго продлят».

2   Заместитель — лицо, определяемое гаданием в происходящее нз одного рода с приносящим жертву. Заместитель представляет духов предков: его сажают на почетное место и воздают ему почести как предку. 3   Избрать таких животных, которых требуют правила обряда, — одномастных, с правильно поставленными рогами и т. д. 4   Прорицатель — лицо, передающее просьбы духам и возвещающее их ответы. Он становится у дверей храма предков, чтобы встретить духов. 5   Духохранитель — заместитель предков.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ ПРЕДКАМ (II, VI, 6)

I Древле, воистину, в этих вот южных горах Юй6 управлял, проявляя заботы о них, Вспаханы были низины и выси кругом. Правнук — веду полевые работы на них. Мною размерена вся на участки земля, И на восток, и на юг протянулись поля. II Вышнее небо тучей закрылось одной — Хлопьями, хлопьями падает снег над страной. Дождиком мелким нам влаги прибавит весна — И плодородна повсюду земля, и влажна; Влагой напитана ныне довольно она — Много она в этот год народит мне зерна. III В добром порядке участки мои; что ни день — Просо тучнеет на пашне, тучнеет ячмень. Правнук — с полей соберу я немало зерна, Яств наготовлю, сварю молодого вина, Предкам моим и гостям приготовлю обед — Мне долголетье на тысячи, тысячи лет! IV Хижины там посредине меж пашен и нив; Тыквы растут на участках везде по межам — Их положу я в рассол, на куски изрубив, Предкам державным соленые тыквы подам. Правнук — да буду тогда долголетен я сам, Счастьем угодно меня наградить небесам. V Чистого сделаю для возлиянья вина, Рыжего выберу после быка без пятна, Предкам свой жертвенный дар приготовив сполна. Нож с колокольчиком жертвенный — этим ножом Шерсти клочок от ушей у быка отстрижем7, Жертву зарезав, кровь с салом его соберем. VI В дар приношу эти чистые жертвы одни, Слышен повсюду густой их, густой аромат. Блеска исполнен обряд мой и храм мой, взгляни! Предки явились, величия полны они — Счастьем великим в награду меня одарят, Тысячи лет ниспошлют, бесконечные дни.

6   Юй — легендарный царь древнего Китая (см. Гимны, гл. IV, примеч. 5). 7   Шерсти клочок от ушей у быка отстрижем — чтобы доказать духам, что бык чистой рыжей масти.

ШИРОКОЕ ПОЛЕ (II, VI, 7)

I Вижу широкое поле, здесь с каждого му Жатву стократную в этом году я сниму. С прошлого года оставшийся хлеб мой я сам, Чтоб накормить их, моих земледельцев, отдам. С древних времен урожай у нас в каждом году; Вот и теперь я на южные пашни иду. Полет один, тот земли присыпает к корням, Просо мое и ячмень тучным-тучные там. Место, где больше удобства и больше земли, Самым способнейшим людям теперь отвели. II В жертву чистейшего сам отберу я зерна, Выбран уже одномастный баран без пятна — Духов земли и сторон четырех8 уважай! Если на поле, бывало, хорош урожай — Счастье моих земледельцев являлося тут. Бьют в барабаны, и гусли, и цитры поют — Встречу готовлю я предку и нив и полей9, Сладостный дождь, умоляю, на землю пролей, Чтобы ячмень уродился и просо под стать, Чтоб земледельцев и жен их зерном напитать! III Правнук, пришел посмотреть я на землю отцов, Вижу я жен, выходящих в поля, и юнцов — С пищей на южные пашни скорее спешат... Вот и надсмотрщик полей — подошел он и рад. Справа и слева беру принесенный обед, Пробую пищу: вкусна ли она или нет? Хлеб мой возделан прекрасно вдоль каждого му — Добрую жатву, обильную жатву сниму. Не в чем людей упрекнуть мне, нет гнева на них. Трудятся люди проворно на нивах моих. IV Вижу, колосья, как в крыше солома, часты; Точно ярмо, изогнулись они с высоты. Кучи зерна, что на поле оставили мы, Как острова на реке или в поле холмы. Тысяча, верно, не меньше, амбаров нужна, Тысяч десяток телег для отвозки зерна! Если и просо, и сорго, и рис возрастут — Счастье моих земледельцев проявлено тут. Благо, наградою будь земледельцам моим, Тысячи лет долголетья безмерного им!

8   Имеются в виду духи четырех стран света. 9   ...предку и нив и полей. — Имеется в виду дух-земледелец Шэнь-нун, легендарный царь Китая.

БОЛЬШОЕ ПОЛЕ (II, VI, 8)

I Много нам сеять на поле — большое оно. Мы приготовили все — отобрали зерно. Все приготовили мы, за работу пора; Каждая наша соха, как и надо, остра. С южных полей начинаем мы землю пахать, Всяких хлебов мы довольно посеять должны. Княжеский правнук доволен, что всходы пышны, Прямо они поднялись, высоки и сильны. II Вот уж и колос встает, наливает зерно, Вот и окрепло, и стало добротным оно. Травы и плевелы время выпалывать нам И уничтожить грызущих ростки червяков, Корни, коленца и листья грызущих жуков, Чтоб не вредили в полях восходящим хлебам. Предок полей, собери их, не медля ни дня, Духом могучий, их ввергни в пучину огня!10 III Туча возникла, все гуще и все тяжелей. Дождь наплывающий, каплю за каплей пролей! Общее поле11 сначала дождем ороси, После коснись ты и наших отдельных полей! Вот молодые колосья не срезаны там, Связку вот эту оставим на поле смелей; Горсть оставляем иную на поле зерна, Эти колосья не тронем, совсем не сожнем. Вдовым на пользу оставлено — вдов пожалей! IV Правнук, пришел посмотреть он на землю отцов, Видит он жен, выходящих в поля, и юнцов — С пищей на южные пашни скорее спешат. Вот и надсмотрщик полей — подошел он и рад. Духам сторон четырех мы усердно моления шлем, Рыжего в жертву быка да и черного также избрав, С собранным просом моим и также с моим ячменем В дар вам, о духи, мы жертвы свои принесем. Счастье великое, правнук, на доме твоем!

10   Шэнь-нун, по преданию, имел власть над стихией огня и назывался также Огненным государем. 11   Общее поле сообща обрабатывалось многими земледельцами. Урожай с него шел в пользу владельца земли.

ВСТРЕЧА ЦАРЯ, ВЫСТУПАЮЩЕГО В ПОХОД (II, VI, 9)

На Ло12 поглядите, как воды реки Разлились широко и как глубоки... Не так ли является нам государь? Как травы, в нем счастье и благо сплелись. Его наколенники красным горят, Когда он выводит шесть ратей солдат. На Ло поглядите, как воды реки Разлились широко и как глубоки... Не так ли является нам государь? Нефриты блестят, и горит самоцвет На ножнах меча. Так да здравствует царь И дом сохранит свой на тысячи лет! На Ло поглядите, как воды реки Разлились широко и как глубоки... Не так ли является нам государь? И полное счастье и благо при нем. Да здравствует царь наш, на тысячи лет Он царство свое сохранит и свой дом!

12   Ло — река в центральном Китае. На ее северном берегу находилась древняя столица Китая — Лоян.

ПРЕКРАСНЫ, ПРЕКРАСНЫ ЦВЕТЫ (II, VI, 10)

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы, И пышно листва их растет... Я ныне на этого мужа смотрю — И в сердце покой настает, И в сердце покой у меня настает. Хвала тебе, мир и почет! Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы, Собой они темно-желты... Я ныне на этого мужа смотрю — И тонкой он полн красоты! Исполнен он тонкой такой красоты. И радости будут полны и чисты! Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы, То желтый, то белый видны, Я ныне на этого мужа смотрю, В четверке все кони черны. Он сам в колеснице, все кони черны, И вожжи блестят у коней вдоль спины. Коль слева поставишь такого у нас — Он места достоин как раз; Коль справа такому мы место найдем — Достоинства многие в нем13. Достоинства признаки вижу я в нем, Внутри и снаружи на нем.

13   Все должностные лица при дворе делились на левую и правую стороны, чиновники становились на приемах каждый на свое место слева или справа от престола. Речь здесь идет о человеке, достойном и способном занять любую должность.

ЦАРЬ ПРИВЕТСТВУЕТ СВОИХ ГОСТЕЙ (II, VII, 1)

То птицы порхают на тутах, взгляни: Сверкает их перьев прекрасный узор. Мужи благородства мне радуют взор, И милости неба да примут они! То птицы порхают на тутах, взгляни: Сверкают их шеи узором. И вот Мужи благородства мне радуют взор, Они — государства надежный оплот. Вы — царства оплот, вы — опора и щит! Пример государям с вас брать надлежит! Не вы ль бережливы, не любите ль труд, Не вам ли обильное счастье пошлют? Кривые рога носорожьи возьмем, Наполним их сладким и вкусным вином, Без гордости друг перед другом мы пьем. Пусть многие блага наполнят ваш дом!

ОДА ЦАРЮ (II, VII, 2)

Селезень с уткою вместо летит — Дайте сетей и тенет! Тысячи лет да живет государь, В радости тысячи лет! Селезень с уткой на гати сидит, Левым касаясь крылом. Тысячи лет да живет государь, Вечное счастье при нем! Конь ездовой на конюшне стоит — С сечкой зерна зададим! Тысячи лет да живет государь, Счастье до старости с ним! Конь ездовой на конюшне стоит — Резкой корми и зерном. Тысячи лет да живет государь, Счастлив и ночью и днем!

ПИР У СТАРШЕГО В РОДЕ (II, VII, 3)

I Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя, Что это, слушай, за люди, не скажешь ли нам? Вкусное ныне ты им приготовил вино, Яства прекрасны твои, что поставил гостям. Люди какие пришли из чужой стороны? Братья пришли, не чужие, приюта ища; Так и ползучий вьюнок и лианы плюща Вьются, цепляясь вкруг туи и крепкой сосны. Доблести муж, если долго не видим тебя, Сердце болит и сожмется, сожмется тоской; Только лишь доблести мужа увидели мы — Вот уж и радость у вас, и на сердце покой. II Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя, Что это все же за люди, скорее скажи! Вкусное ныне ты им приготовил вино, Яства прекрасны, по времени года, свежи! Разве чужие пришли из чужой стороны? Нет, это братья все вместе явились в твой дом; Так и ползучий вьюнок и лианы плюща Вьются вкруг крепкой сосны, прижимаясь листком. Доблести муж, если долго не видим тебя, Сердце у нас заболит, заболит от тоски; Только лишь доблести мужа увидели мы, Вот уж и радость! Печали от нас далеки. III Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя, Верно, с покрытой главою пришли они в дом? Вкусное ныне ты им приготовил вино, Яства обильны и высятся целым холмом. Что же за люди пришли из чужой стороны? Братья пришли и сестер твоих старших сыны! Это подобно тому — если сыплется снег, Прежде твердеет вода и становится льдом. Смерть и погибель не знают особого дня — Нам уж недолго сбираться для встречи в твой дом! Будем же в нынешний вечер мы радостно пить, Доблести муж, мы пируем — так чары нальем!

РАДОСТЬ НОВОБРАЧНОГО (II, VII, 4)

I Скрепы забиты в ось колесницы моей — В думах о деве прекрасной я еду за ней. Голод и жажду презрев, еду встретиться с той, Что добродетелью славится и красотой. Хоть мы и доброго друга себе не найдем, Радостный пир мы устроим с тобою вдвоем. II Лес на равнине так высится пышен и густ! Только фазаны сбираются день ото дня. В день надлежащий ты, славная дева, пришла, Редких достоинств полна, ты научишь меня. Пир учинив, веселюсь, восхваляю тебя, Буду любить тебя и — не устану, любя. III Хоть не имею прекрасного ныне вина, Все же ты выпьешь со мною — надеюсь на то. Хоть не имею отменнейших яств для тебя, Все же ты пищу разделишь — надеюсь на то. Хоть не имею достоинств я, равных твоим, Вместе и спеть и сплясать нам придется двоим. IV Вот поднимаюсь на этот высокий хребет, Ветви рублю я у дуба, вверху он растет. Ветви рублю я у дуба, вверху он растет; Листья, я вижу, на ветках у дуба пышны. Счастье редчайшее — вижу тебя с вышины — В сердце спокойная радость при виде жены. V Горы высокие разом окинул мой глаз, Путь я прошел бы великий, к супруге стремясь. Неутомимы четыре мои скакуна, Вожжи — как струны на цитре, взял шесть их рукой, Вижу тебя, новобрачная ныне жена,— Радостью сердце полно и на сердце покой!

СИНЯЯ МУХА (II, VII, 5)
Синяя муха жужжит и жужжит, Села она на плетень. Знай, о любезнейший наш государь, — Лжет клеветник что ни день. Синяя муха жужжит и жужжит, Вот на колючках она. Всякий предел клеветник потерял — В розни и смуте страна. Синяя муха жужжит и жужжит, Там, где орех у плетня. Всякий предел клеветник потерял — Ссорит с тобою меня.

О ВИНЕ (II, VII, 6)

I Званые гости к циновкам подходят сперва, Справа и слева по чину расселись едва, Вот и блюда, и сосуды расставлены в ряд, Тут и плоды, тут и яства в порядке стоят. Мягкое вкусом, отменное ставят вино; Выпили гости по чарочке все заодно. Вот барабаны и колокол ставят потом. Чара заздравная поднята, ходит кругом. Вот и большую мишень натянули, и вдруг Стрелы готовы, и каждый натягивал лук. Парами равные силой сошлися стрелки: «Сударь, теперь вы покажете меткость руки!» — «Эту мишень я стрелою пронижу насквозь, Чтоб в наказание чару вам выпить пришлось!»1 II Флейты звучат, барабаны и шэн... Плясуны Полны гармонии — музыки звуки слышны. Жертвы приятны прославленным предкам твоим Ты по обрядам свершил приношения им. Много обрядов. Они — что деревья в лесу. Их исполняя, постигнешь и всю их красу. Пусть же веселье и радость наполнят чертог — Каждый из вас совершил по обрядам что мог. Руки у гостя пустые — не стало вина. Входит слуга, и опять его чара полна. Снова заздравные чары у всех налиты... В сроки всегда выполняешь обычаи ты. III Званые гости к циновке подходят сперва, Каждый почтителен, тонок и щедр на слова, В каждом, пока он еще не напился вина, Важность осанки, как это и должно, видна. Ну, а когда уже гости напьются вина, Важность осанки в расстройстве и речь их бедна! Место покинет, шатается там он и здесь, Спляшет он несколько раз и кривляется весь. Каждый, пока он еще не напился вина, Важность осанки хранит — и достойна она. Ну, а уж если напился он вдоволь вина — Важность осанки совсем он теряет спьяна. Тот, говорю, кто без меры упьется вином, Тот и с порядком приличий совсем не знаком! IV Если уж гости надилися пьяными, тут Спьяна без толку они и кричат, и орут. Спутает пьяный сосуды мои без труда, Спляшет не раз он, шатаясь туда и сюда. Тот, кто напьется вина, говорю я, таков, Что за собой никогда не заметит грехов. Шапку свою набекрень нахлобучит он вкорь, Пляшет подолгу, кривляется как ни пришлось. Если напился да сразу оставил твой дом — Счастье тогда и ему, и хозяину в том. Если ж напился да дом не оставит никак — Он своему и чужому достоинству враг. Выпить вина — что ж, обычай сей очень хорош, Если притом и осанку и честь сбережешь. V Так и везде, где бывает, что выпьют вина, Трезвый один, но упился другой допьяна. В месте таком обязательно ставится страж, Стражу в помощники ты наблюдателя дашь. Пьяный бывает таким нехорошим на вид; Трезвый, напротив, — он пьяного часто стыдит. Только вот пьяному — скажешь ли слово по нем? Можешь ли буйство его успокоить стыдом? Надо от слова дурного его остеречь, Пусть не ведет он о том, что не следует, речь. Если ты пьяный болтать без умолку готов — Выйдет, пожалуй, козел у тебя без рогов! Если с трех чарок ты память сумел потерять, Смеешь ли ты напиваться опять и опять?

1   Побежденные на соревнованиях в стрельбе из лука должны были выпивать, как бы в наказание за свою неловкость, чару вина.

ПРИВЕТСТВИЕ ЦАРЮ В СТОЛИЦЕ (II, VII, 7)

Рыба живет между порослей водных и трав, И голова ее стала большою давно. Царь наш в столице, столицею Хао избрав, Здесь и счастливый, и радостный пьет он вино. Рыба живет между порослей водных и трав, В травах и хвост ее сделался длинный такой. Царь наш в столице, столицею Хао избрав, Пьет он, счастливый, вино и вкушает покой. Рыба живет между порослей водных и трав. Там защищают ту рыбу кругом камыши. Царь наш в столице, столицею Хао избрав, В месте покойном живет он, в глубокой тиши.

ВСТРЕЧА КНЯЗЯ С ЦАРЕМ (II, VII, 8)

I Сбираем бобы мы, сбираем бобы — В корзинки и сита их надо сложить. Пришли ко двору благородства мужи — Не знаю: чем лучше мне их одарить? Хоть нечем мне этих мужей одарить — Дарю колесницы, упряжки коней... Еще чем, не знаю, мне их одарить? Одеждой узорной с драконом на ней2. II Ручей вытекает струей из земли, В ручье мы душистые травы нашли. Мужи благородства спешат ко двору — Знамена с драконами видны вдали. Знамена полощутся их на ветру, И звоном звенит колокольчик сильней, И тройки пришли, и четверки коней — Мужи благородства спешат ко двору. III Горят наколенники красные их, И стянуты икры в повязках косых — Небрежности нет на приемах моих. Сын неба, да буду я милостив к вам, Я радуюсь вам, благородства мужи. Сын неба, велю возвеличить я вас, Я радуюсь вам, благородства мужи, Кормленье3 велю увеличить для вас. IV Вы лишь поглядите на ветви дубов, Как листья на них и пышны, и густы! Я радуюсь вам, благородства мужи, Вы — Сына небес государству щиты. Я радуюсь вам, благородства мужи, В вас тысячи благ воедино слиты. И люди, что следом за вами пришли, Вполне безупречны — и очень просты. V Колеблется в зыбях из тополя челн, Его закрепляет на месте канат. Я радуюсь вам, благородства мужи, Сын неба ценить по достоинству рад. Я радуюсь вам, благородства мужи, И жалую много щедрот и наград. О, как вы охотно из вашей земли С готовностью в нашу столицу пришли!

2   Многозначные иероглифы этой строки содержат такой не вмещающийся в стихи смысл: одарить ли «черной верхней одеждой с вышитыми на ней драконами и юбками с вышитыми на них топорами». Речь, таким образом, идет об одеянии, приличествующем достоинству князей. 3   Кормленье — уделы, получаемые князьями за службу царю. Доходы с этих владений поступали в распоряжение князей, приносящих установленную дань царю.

ПОУЧЕНИЕ ЦАРЮ (II,VII,9)

I Ладно сработанный лук, вделанный в рог на концах, Если отпустишь — концы врозь разойдутся легко! С братьями дружно живи, со всею по женам родней. Лучше ты с ними, о царь, не расходись далеко. II Будешь далек от родни, в ней не ночуешь оплот, Станет чураться тебя собственный твой же народ. Ты наставляешь народ, ты образец и закон — Знай же: как ты поступил, так же поступит и он. III Если и тот и другой братья друг к другу добры, Великодушия в них хватит с избытком на всех. Если и тот и другой между собой недобры, Будут друг другу они точно болезнь или грех, IV Нет и в народе добра, если — так кажется мне — Тянут и тот и другой каждый к своей стороне! Чин получает иной, только в нем скромности нет, Смотришь: и чин утерял сам, по своей же вине. V Старый коняга не прочь стать молодым жеребцом, Впрочем, последствий сего этот одер и не ждет! Всякий, кто ест без конца, должен насытить живот; Чарку за чаркою пьешь? — слишком упьешься винцом! VI Ты обезьян не учи лазать на ветви дерев! К грязи ли грязь прибавлять, чувство стыда одолев? Если пойдешь, государь, сам ты стезею добра, Люди с тобою пойдут, сгинут и злоба, и гнев. VII Падает хлопьями снег, густ и обилен кругом, Тает, однако, и снег с солнечным первым лучом. Царь не желает лжецов ни прижать, ни изгнать — Злобная гордость растет, с каждым сгущается днем. VIII Падает хлопьями снег, как он обилен, смотри! С солнечным первым лучом все же растаял давно... Стали как варвары мы, стали мы как дикари! Сердце мое оттого скорбью великой полно.

ТАМ ИВА (II, VII, 10)

Там ива, я вижу, пышна и густа, Не сладко ль под ней отдохнуть по пути? Верховный владыка наш грозен весьма — Я сам не хочу к нему больше идти. Могущество ль буду его укреплять, Чтоб тяготы после нести и нести?4 Там ива, я вижу, пышна и густа, Не сладко ль под ней отдохнуть без забот? Верховный владыка наш грозен весьма — Ужели кто сам себе вред принесет? Могущество ль буду его укреплять, Чтоб после принять еще больше тягот? Бывает, что птицы высоко летят, Но выше небес им лететь не дано. А сердце людское желаний полно — Где ставит пределы желаньям оно? Могущество ль буду его укреплять, Чтоб вызвать несчастье и горе одно?

4   Удельные князья в установленные сроки должны были являться ко двору царя Чжоу и приносить дань со своей земли. Однако право царя на земли князей и власть его над ними с ослаблением дома Чжоу оказывались нередко чисто номинальными, между тем как аппетиты двора росли. Были случаи, когда князья отказывались являться ко двору с данью.

ОДА О ЗАПУСТЕНИИ В СТОЛИЦЕ ХАО (II, VIII, 1

I Были служивые люди в столице тогда: Шубы из лис понаденут, их шубы желты, Вид благородный, ему не изменят они, Красочна речь и тонка, как в узоре цветы. О, если б снова в столицу вернулись они — Тысяч и тысяч народа сбылись бы мечты! II Были служивые люди в столице тогда: Шапки наденут — все черная ткань да камыш! Жены домов благородных идут ли куда — Как их прически пышны и красивы, глядишь! Я их теперь не увижу... Ты, сердце мое, Радости больше не знаешь и только болишь. III Были служивые люди в столице тогда: Из самоцветив носили закладки в ушах... Жены домов благородных идут ли куда, Инь, говорят, или Цзи1 эта — так хороша! Их я теперь не увижу, и сердце мое Связано горькою скорбью, тоскует душа... IV Были служивые люди в столице тогда: Ходит, и виснут концы на его пояске. Жены домов благородных идут ли куда — Локон лежит скорпионом на каждом виске! Их я теперь не увижу, и сердце мое Ноет. За ними бы вслед устремился в тоске! V Это не то, чтоб концы опускали они, — Ткани избыток имели у них пояса! Это не то, чтоб себя завивали они, — Сами собой у красавиц вились волоса! Их я теперь не увижу, и сердце мое Ноет. Тебя повидать бы, былая краса!

1   Инь и Цзи — названия наиболее известных родов эпохи Чжоу.

В ОЖИДАНИИ МУЖА (II, VIII, 2)

Целое утро рвала я, рвала тростники, Но не наполнила ими и обе руки. Волосы все растрепались и вкось развились; Я возвращаюсь, омою их — будут мягки. Целое утро рвала я индиго одна — Даже подола собрать не сумела сполна. Он мне сказал, что в разлуке мы будем пять дней, Вот ж шестой! Я не вязку его и грустна. Если, супруг, на охоту захочется вам, Все приготовив, в чехол уложу я ваш лук; Если с удою пойдете вы рыбу ловить, Нить для уды заплету я вам, милый супруг! Рыбы какой наловил мой супруг на уду? Он наловил и лещей, говорят, и линей? Он наловил и лещей, говорят, и линей, Я поскорей поглядеть его рыбу иду!

ОДА О ПОСТРОЙКЕ ГОРОДА В СЕ2 (II, VIII, 3)

Пышные, пышные проса поднялись ростки — Вспоены долгим они моросящим дождем. Шаоский князь ободряет всех нас на пути, К югу, далеко, далеко походом идем. Тяжести носит и возит телеги солдат, Нам выводить и быков, и новозки велят, Только тогда лишь, когда мы закончим поход, Нам и прикажут, чтоб мы возвращались назад. Едут в повозках солдаты, проходят пешком, Службу свою мы в отрядах и ратях3 несем. Только тогда лишь, когда мы закончим поход, Воина также на отдых отпустят в свой дом. Строго прямые постройки красуются в Се, Шаоский князь завершил начертания все. Шаоский князь завершает творением рать — Вот и идет она в грозной суровой красе! Ровны низины теперь и высоты, и вот, Мы расчищаем с истоков течения вод. Город постройкою шаоский князь завершил — В сердце царя и довольство, и мир настает!

2   Экспедиция под командованием шаоского князя Му-гуна для постройки новой столицы княжества Шэнь была отправлена в годы правления чжоуского царя Сюань-вана (827—781 гг. до н. э.), Се — местность в пределах территории нынешней провинции Хз-нань. 3   Отряд состоял из пятисот человек, в рать входило пять отрядов.

ТУТ (II, VIII, 4)

Тут меж холмами редкой стоит красоты, Листья на туте, я вижу, пышны и густы. Муж благородный, лишь только увижу тебя — Радость какая на сердце, что встретился ты! Тут меж холмами редкой стоит красоты, Свежие листья, я вижу, сверкают на нем. Муж благородный, лишь только увижу тебя — Как не почувствовать радости в сердце моем? Тут меж холмами редкой стоит красоты, Листья темнеют зеленые день ото дня, Муж благородный, лишь только увижу тебя, Сладость достоинств твоих проникает в меня. Сердце исполнено нежной любовью к нему. Но не скажу ему этого я — почему? Буду хранить и беречь его в сердце моем! Будет ли время, когда я забуду о нем?

ЖАЛОБЫ ОТВЕРГНУТОЙ ЖЕНЫ (II, VIII, 5)

I Годный для пряжи беленький этот цветок С белой осокою свяжут в единую нить. Стал мне супруг мой ныне и чужд, и далек, Бросил, заставил меня одинокою жить. II Белая тучка сияет в сиянии дня, Равно цветок напоит и осоку она. Он, мой супруг, не такой — он не любит меня; Трудные ныне пришли для меня времена. III Воды на север текут из проточных прудов, Рис на полях оросит животворный поток. Горько вздыхая, с болью на сердце пою: В мыслях моих человек, что чрезмерно высок. IV Тутовых дров, что годятся в очаг, собрала — Я их в жаровне сожгла, проливающей свет4. Ты и высок, но к жене уважения нет! Много ты делаешь сердцу и горя, и зла. V Бьют барабаны и в колокол здесь, во дворце, Слышны, однако, снаружи удары и звон. Я о супруге своем вспоминаю с тоской, Но на супругу взирает с презрением он. VI Наглая цапля на нашу запруду взошла, Скромный в дубраве журавль все страдает от бед5. Ты и высок, но к жене уважения нет — Много ты делаешь сердцу и горя, и зла! VII Селезень с уткой сидят на запруде у нас, Левым крылом прижимаясь друг к другу, смотри! Нет, о супруг мой, добра, как я вижу, у вас — Чувство два раза меняете вы, даже три! VIII Низок тот камень, что он избирает для ног; Низок и тот, кто поднялся на камень такой! Стал мне супруг мой отныне и чужд, и далек, Сделал больною меня он, измучив тоской!

4   Отвергнутая жена сетует: отличные тутовые дрова использованы ею не в очаге для тепла, а лишь на лучину. Так же поступает и супруг, лишив женщину достоинства главной жены. 5   Недостойная наложница заняла место жены, в то время как законная супруга томится в неподобающем ей месте.

ПЕСНЯ О ВОИНЕ, ИЗНЕМОГШЕМ В ПОХОДЕ (II, VIII, 6)

Желтая иволга песню поет, Села она у излучины скал: «Путь нам далекий, далекий лежит,— Как поступить мне — я слаб и устал?» Дайте воды, накормите его, Дайте совет, научите его! Кто же обозным приказ передаст, Скажет: «В повозку возьмите его»? Желтая иволга песню поет, Села у края холма на логу: «Смею ль бояться походных трудов? Страшно, что быстро идти не смогу». Дайте воды, накормите его, Дайте совет, научите его! Кто же обозным приказ передаст, Скажет: «В повозку возьмите его»? Желтая иволга песню ноет, Села внизу у холма на пути: «Смею ль бояться походных трудов? Страшно, что мне до конца не дойти». Дайте воды, накормите его, Дайте совет, научите его. Кто же обозным приказ передаст, Скажет: «В повозку возьмите его»?

СКРОМНЫЙ ПИР (II, VIII, 7)

Вижу, трепещут, трепещут на тыкве листы, Ты соберешь их и сваришь, подашь их гостям. Друг благородный, есть и вино у тебя — В чарку его наливаешь и пробуешь сам. Есть у хозяина заяц, да только один — Зайца поджаришь на угольях прямо в шерсти. Друг благородный, есть и вино у тебя, Ты разольешь его в чарки, гостям поднести. Есть у хозяина заяц, да только один — Зайца изжаришь, как надо, гостям на обед. Друг благородный, есть и вино у тебя — Гости хозяину налили чару в ответ. Есть у хозяина заяц, да только один — Зайца изжаришь, как следует быть, над огнем. Друг благородный, есть и вино у тебя — Снова гостям наливаешь, и снова мы пьем!

ВОИН В ПОХОДЕ ВОСТОЧНОМ (II, VIII, 8)

Камни и скалы нависли — Кручи отвесных высот, Дальние горы и реки — Трудный, опасный поход! Воин в походе восточном Поутру не отдохнет. Камни и скалы нависли, Острые пики, гляди... Дальние горы и реки Кончатся ль там, впереди? Воин в походе восточном, Выбраться скоро не жди! Белы у венрей копытца — Бродят в воде — и как в дом, Месяц в созвездье стремится Би6 перед буйным дождем! Воин в походе восточном, Думать не смей о другом!

6   Би — созвездие Гиады.

ЦВЕТЫ НА ВЬЮНКЕ (I, VIII, 9)
Распустились цветы на вьюнке И теперь темно-желтыми стали... О, сколь сердце жестоко скорбит, Сердце ранили больно печали. Распустились цветы на вьюнке, Посмотри на листву голубую... Не родиться б мне лучше на свет, Если б знал про судьбу я такую. У овцы голова велика,7 А мережа лишь звезды поймала;8 Знаю: люди, конечно, едят... Сытых вижу так редко и мало.

7   Голова овцы выглядит непомерно большой, так как тело ее истощено голодом. 8   Рыбы в реке нет, и мереже нечего ловить, кроме отразившихся в воде звезд.

В ПОХОДЕ (II, VIII, 10)

Какая трава, не желтея, растет? Есть день ли такой, чтоб не шли мы в поход, И есть ли в пределах страны человек, Свободный от бремени ратных тягот? Какая трава не буреет в лугах? Кто вместе с женой, что ему дорога? О, горе нам, войнам, взйтым в поход! Не люди лишь мы, что идем на врага. И разве я тигр или ты носорог — По дикой пустыне шагаешь, дружок? О, горе нам, воинам, взятым в поход! С утра дотемна отдохнуть я не мог. И только пушистым хвостом промелькнет Лисица — в траве одичалой пройдет; Да наши телеги, что грузы везут, Идут по великой дороге вперед.

Перевод, комментарии А. Штукина Графика М. Мелик-Пашаева Воспроизводится по изданию «Шицзин: Книга песен и гимнов» / Пер. с кит. и коммент. А. Штукина) М., 1987 Скан, кодинг DAO H(%)ME PAGE
Нравы царств	Содержание	Великие оды

На титульную страницу сайта