На главную страницу сайта   

NONCOMMERCIAL USE ONLY
ТОЛЬКО ДЛЯ НЕКОММЕРЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ



МИН-ЦЗЯ
(Школа имен)


(IV–III в. до н. э.)

 
     Иероглифическая запись
  сочетания мин цзя.

Сегодняшнее занятие по философской мозаике начнем с маленького теста.

Итак, будьте внимательны и постарайтесь ухватить суть:


— В яйце есть перья.

— У курицы три ноги.

— Лошадь несет яйца.

— Огонь не горяч.

— Глаза не видят.

— Долото не охватывает своей рукоятки.

— Тень летящей птицы всегда неподвижна.

— В стремлении наконечника стрелы есть мгновение, когда он не движется, но и не стоит на месте.

— Белая собака — черная.

— Если даже от короткой палки ежедневно отрезать половину, то и через десять тысяч поколений будет от чего отрезать.


Все эти утверждения блестяще доказывались представителями одной из древних философских школ нашей планеты. Вопрос: как называется эта школа и в каком регионе мира она возникла? Можно, впрочем, ограничиться названием страны...

Ну что ж, правы (те, кто подумал «Китай» :).

Крохотная подсказка, кстати, есть в одном из предложенных выше утверждений: «Долото не охватывает своей рукоятки». Дело в том, что, в отличие от Европы, в древнем Китае как каменные, так и бронзовые орудия труда делались с отверстием или зажимом, куда вставлялась рукоятка. Т.о. в этом, как и в остальных утверждениях, отрицается очевидное. Школа же, утверждавшая всю эту, на первый взгляд, явную чепуху, называлась по-китайски минцзя (где мин = «имя, название, наименование») или — по-русски — «Школа имён». В Европе и в России ее называли также на европейский манер: школой номиналистов, софистами... Но Китай есть Китай, и тут лучше буквальный перевод.

Философы минцзя отличались парадоксальным мышлением и прекрасно развитым логическим аппаратом, а предметом их основного интереса было то, что испокон веков занимало многих философов древнего Китая, включая конфуцианцев, а именно — соотношение имен и сути объектов и явлений.

Образовалась эта школа примерно в IV–III вв. до н. э. благодаря двум ярким философам того времени, оформившим два ее полярных крыла: первый из них — Хуэй Ши, второй — Гунсунь Лун (около 320 г. до н. э. — ок. 250 г. до н. э.).

О Хуэй Ши (Хуэй-цзы) (ок. 370 до н. э. — ок. 310 до н. э.) нам известно немного, да и трудов его не сохранилось, хотя великий даос Чжуан-цзы в одноименной книге, являющейся, к слову, основным источником сведений о нашем философе, пишет:

«Хуэй Ши был очень разносторонен и имел пять повозок книг. Его учение было противоречивым и путаным*, а его слова не попадали в цель».


* Позднее то же, к слову, будут говорить и о самом Чжуан-цзы...


О чем же были эти слова?

Хуэй Ши представлял то из двух направлений минцзя,которое делало упор на общности, единстве «тьмы вещей», считая различия между ними условными и относительными и указывая на непрерывную динамику и изменчивость явлений и объектов.

Примеры тезисов его учения:

— Самую большую величину, вне которой нет ничего, назову великим единством; самую малую малость, внутри которой нет ничего, назову малым единством.

— То, что не обладает толщиной, не может быть утолщено, и все же простирается на тысячи ли.

— Солнце, только что достигшее зенита, уже клонится к закату; сущность, только что родившаяся, уже умирает.

Что любопытно: утверждения эти парадоксальны лишь на первый взгляд, но, едва начинаешь вдумываться, оказывается, что они абсолютно истинны. Но есть у Хуэй Ши и вещи менее очевидные. Например:

— Только сегодня выехал в Юэ, а прибыл туда давно.

Хотя тут речь, очевидно, идет просто о... О чем, как вы думаете?.. Может быть, об относительности наших временых понятий и имен-категорий «сегодня» и «давно», а может, речь о психологическом аспекте состояний движения и внутреннего пребывания «там» еще до того, как отправились в путь... Хотя, скорее всего, имеется в виду просто непрерывная неразделимость этих самых «сегодня» и «давно», их неразличимость.

Еще, скажем, такое:

— Небо и земля одинаково низки, горы и болота равно плоски.

Но это оставим на домашнюю проработку, ладно? Тем, кто хочет думать. Не зря ведь сказано: «Философия — гимнастика для ума». А речь, не будем забывать, идет о единстве всего сущего.

И, наконец, апофеоз суждений Хуэй Ши:

— Всеобщей любви достойны все сущности, ибо небо-земля — единое тело.

Таков Хуэй Ши, первый из минцзя, сторонник единости.



Представителем другого, полярного Хуэй Ши, крыла «школы имен» был Гунсунь Лун. Он, в отличие от Хуэй Ши, прежде всего подчеркивал различия, разделяя единую общность всего сущего (или, по-китайски, — «тьмы вещей») на отдельные частные элементы. Отрывая при этом часть от общего, имя-понятие — от реального объекта, он полагал, что первое существует самостоятельно и отдельно по отношению ко второму,и абсолютизировал роль качеств, признаков вещей и явлений, т. е. имен.

Жил он по времени позднее, чем Хуэй Ши. (Примерные даты его жизни 320–250 гг. до н. э.) И хотя сведений о нем самом так же немного, как и о Хуэй Ши, но всё же значительная часть его основного трактата (5 глав из 14) «Гунсунь Лун-цзы» до нас дошла, а потому знаем мы о его точке зрения на мир куда подробнее. Это важно, потому как его учение «о различии и разделении» куда более парадоксально и являет скорее виртуозно отточенный логический аппарат доказательств, чем какие-либо открытия по сути, т. е. — инструмент, а не плод творчества, или, скорее, инструмент, орудие как плод и продукт.

На русский на данный момент переведены и опубликованы три из пяти глав, принадлежащих Гунсунь Луну. Называются они: «О белой лошади», «О проникновении в изменения» и «О твердом и белом».

В одном из древних текстов приведены слова Гунсунь Луна: «Мое учение прославилось доказательством того, что белая лошадь — не лошадь».

Итак, диалог Гунсунь Луна о белой лошади:

— Может ли белая лошадь не быть лошадью?

— Может.

— Каким образом?

— «Лошадь» — это то, что обозначает форму; «белая» — это то, что обозначает цвет. То, что обозначает цвет, не есть то, что обозначает форму. Потому говорю: «белая лошадь» — не «лошадь».

Воображаемый собеседник философа упорствует:

— Имея белую лошадь, нельзя сказать, что не имеешь лошади. А разве то, о чем нельзя сказать, что не имеешь лошади, не есть обладание лошадью? Иметь белую лошадь означает иметь лошадь. Почему же, став белой, она перестает быть лошадью?

Но не тут-то было:

— Когда просят лошадь, можно дать как буланую, так и вороную. Когда же просят «белую лошадь», ни буланую, ни вороную дать нельзя. Допустим, что «белая лошадь» есть не что иное как лошадь, тогда, что ни попроси, все было бы едино. Если, что ни попроси, все едино, то «белизна» не отличалась бы от «лошади». Но если то, что просят, не имеет отличий, тогда почему буланую или вороную то — можно, а то — нельзя дать. Очевидно, что «можно» и «нельзя» взаимно исключают друг друга. Вот почему, коль скоро буланая и вороная лошади, которые суть одно, отвечают «именно лошади» и не отвечают «именно белой лошади», то, значит, тезис «белая лошадь не лошадь» неоспоримо доказан.

Для тех, кому он еще не доказан, в тексте имеется продолжение, не менее убедительное. Но самое любопытное тут, что, при определенных условиях рассуждения, Гунсунь Лун все же прав. Попробуем сами:

Представим себя на мгновение хозяином (или хозяйкой), подыскивающим себе рысака, для выездки или еще зачем. Предел ваших воображаемых при этом желаний — белая лошадь. И вот вы на рынке, где, оказывается, есть лошади всех мастей, кроме... Правильно, кроме белой. Вы ходите среди них и вам вполне очевидно, что, будучи для кого-то там лошадьми, ни одна из них для вас лошадью, т. е. тем, о чем вы мечтали, не является. И, стало быть, любая лошадь, кроме белой, — не лошадь.

Заметьте: мы доказывали и доказали не то, что «белая лошадь — лошадь», а... Что же? Правильно: что «ни одна из лошадей, кроме белой, таковою скотиною не является». Так разве не прав Гунсунь Лун?! :)

Поздравляю вас, мы уже готовые минцзяисты, что в переводе на язык вульгарного марксизма означает: мы, отрицая общность в сущности и тем самым противопоставляя сущность явлению, ищем сушность без явления или там явление без сущности, т. е. скатились в болото... правильно, абсолютизма и объективного идеализма. С чем себя еще раз и поздравим. Заодно мы, может быть, разобрались и с тем, что есть эти самые абсолютизм и объективный идеализм. Неплохо для начинающих законченных минцзяистов. А у кого есть желание продолжить — будьте любезны: главы из трактата «Гунсунь Лун-цзы» опубликованы во 2-м томе двухтомника «Древнекитайская философия» (М., Мысль, 1973).

А мы задержимся еще на краткой характеристике философов минцзя, данной знакомым уже нам даосом Чжуан-цзы:

«Последователи минцзя приукрашивали сердца людей и изменяли их воображение. Однако они могли победить уста людей, но не могли победить их сердца».

И еще, об учении минцзя в целом:

«Если смотреть на различия, то увидим одну лишь печень или один желчный пузырь, одно царство Чу или одно царство Юэ; если смотреть на тождество, то увидишь все предметы в единстве» (Чжуан-цзы, гл. 2).

И, наконец, последний тест, самый тонкий:

В ходе сегодняшнего нашего разговора промелькнуло, т. е. было упомянуто одно знакомое всем присутствующим и часто звучавшее в первой сегодняшней беседы русское слово, но оно было употреблено в необычной языковой форме.

Заметили вы его? Какое это слово?

(Оно, кстати, ключевое для учения Хуэй Ши.)



Использованная литература


1. «Древнекитайская философия», в 2-х тт., т. 1 стр. 292–294; т. 2, стр. 58–65. М., Мысль, 1972–1973.

2. «История китайской философии». Пер. с кит. М., Прогресс, 1989, стр. 110–123, 116.

3. «Философский энциклопедический словарь». М.: Сов. энциклопедия, 1983.


“Китайский софист Гунсунь Лун верхом на белой лошади подъехал к пограничной страже. Начальник стражи заявил, что переходить границу можно только спешившись, а верхом на лошади не разрешается. Гунсунь Лун в ответ заметил: «Лошадь может быть рыжей, а белая лошадь не может быть рыжей. Следовательно, белая лошадь — это вовсе не лошадь». Начальник стражи, поражённый таким доводом, пропустил софиста верхом на лошади.”


Подробнее о Гунсунь Луне.
© Yu Kan,
текст, 1995;
дизайн, кодинг, 2005.

   Цикл популярных лекций по восточной философии   

  На главную страницу сайта