На главную страницу сайта   


П И С Ь М А   О Б   У - В Э Е

(Игры с пустотой)

Полусерьезные тексты эти писались в середине 90-х
и тогда же были опубликованы в вестнике Московской Академии Йоги,
ежемесячнике «Филдви» («Философия движения») №№ 7–11'95.


ПИСЬМО ОБ У-ВЭЕ — I

Не опустошай сознание
     и не представляй Пустоту
     как отсутствие чего бы то ни было.
(Ибо сказано в Пред-писании:
    «Пусто место святым не бывает...»)
(Из «Заповедей Мастера У»)

Итак, милостивые судари и сударыни, а начнем-ка мы внезапно и сразу...

Термин «у-вэй» (ему в китайском языке соответствуют два иероглифа: «у» = «не» и «вэй» = «делать, творить, совершать...») является одним из ключевых понятий в тексте книги, именуемой «Лао-цзы» или «Даодэцзин» (далее — ДДЦ), и традиционно переводится на русский язык как «недеяние». Всё, как говорится, просто, понятно и чего тут... Делай себе всё, «не-деяя», и ты достиг. И весь у-взй.

Но!

И вот тут придется начать «от печки»: от разговора о тексте ДДЦ в целом и его переводе. Итак, во-первых: ДДЦ, как и большинство сакральных/священных книг всех времен и народов, написан (или — записан) поэтом, поскольку представляет собой чередование ритмической прозы и просто стихов. Таким образом, он, строго говоря, не допускает перевода на другой язык «макаром» иным, кроме поэтического, поскольку иначе утрачивается волшебство образности (не сами образы — их-то как раз “перевести” можно, а волшебство созвучий, перекличек внутренних и концевых рифм, аллитераций, интонирований и прочих поэтических штук, подтверждающих неслучайность того или иного слова (а то и буквы, звука!) именно в этом месте текста, именно здесь, именно после этих вот слов и звуков (потому, к слову, «из песни слова не выбросишь»)...

Во-вторых: все известные на сегодня списки (т. е. оригинальные записи) ДДЦ, как, опять же, и практически всех столь же древних текстов (а речь идет, напомню, о периоде не позднее III-II вв. до н.э.), представляют собой так называемый «монолит», т. е. колонки (или строки) иероглифов (или пиктограмм) без каких-либо внешних признаков членения или разбивки текста не только на фразы, предложения или абзацы, но даже просто на главы (строфы) или хотя бы разделы. Всё это — гораздо более позднего происхождения. Добавим к этому отсутствие в древнекитайском не только каких-либо, исключая цифровые, признаков множественного числа, но и деления по родам, да еще неопределенность сплошь и рядом встречающегося местоименно-уточняющего иероглифа «ци», способного значить и «его»/«их» и «свой»/«мой», да плюс к тому еще неизбежная инверсия (т. е. нарушение обычного порядка слов), характерная для всех поэтических текстов, да упомянем напоследок, что иероглиф как таковой — не слово, а, скорее, графический образ некоего, в большинстве случаев — многосмыслового (при том, что смыслы его могут быть взаимоисключающими) поля, зачастую не имеющий никаких, кроме топологических (по местоположению в предложении) признаков существительного, прилагательного или глагола, но допускающий, в принципе, и то, и другое, и третье...

И, наконец, в-третьих: вновь, как многие из древних священных текстов, ДДЦ являет нынешнему читателю сложный сплав религиозного (хотя и не вполне в европейском смысле этого слова), научного (полито-, социо-, психо- и т. д. -логического) и афористико-поэтического (это когда текст очень просто «распускается» на цитаты, проигрывая в целостности, но выигрывая в популярности :) подходов к изложению Законов, Норм, Онтологии и Структуры Мироздания.

Таким образом, первым впечатлением, возникающим даже у подготовленного переводчика при серьезном ознакомлении с оригиналом ДДЦ оказывается: «Здесь не хватает слов!», а впечатлением последним — «Нет, перевести это невозможно...» И то, и другое — правда, как и третье: такое можно переводить как угодно: в зависимости от цели, погоды, настроения, аппетита, хотения, первой утренней ноги и проч.

И действительно, текст ДДЦ — помимо всего сказанного выше, еще и в силу своей обидной краткости (порядка 5300 иероглифов; для сравнения: примерко столько же слов — в библейском «Откровении св. Иоанна Богослова» или «Апокалипсисе») — относится к категории так называемых «мягких» текстов, то есть лексически не просто допускающих неисчислимую множественность правильных переводов, но и попросту исключающих единственный истинный или абсолютный перевод (при этом, разумеется, всегда можно выбрать перевод более высокого уровня).

Одним словом, задачка вроде: «Что сказал нам, пролетая, этот жаворонок?»

На чем пока и остановимся, поскольку всё это, имея отношение к ДДЦ, к у-вэю, увы, отношения не имеет...

Ибо сказано в Пред-писании: «У-вэй у-вэю рознь» (Из «Заповедей Мастера У»).


На чем и раскланиваюсь.
Ваш Юй Кан         


ПИСЬМО ОБ У-ВЭЕ — 2

Не стой на своем.
(Ибо сказано в Пред-писании:
       «Стоять на своем лучше сидя».)
(Из «Заповедей Мастера У»)

Итак, милостивые судари и сударыни, спустя время и рукава, продолжим.
Остановились мы, да позволено будет напомнить, на том, что птичий, к примеру, посвист непереводим уже хотя бы в силу его огорчительной краткости, а у-вэй у-вэю — рознь.

Так вот, чуть еще об у-вэе. Памятуя, что по-китайски «у» = «не», а «вэй» = «дело, деяние, делать (деять)...», призна'ем, что «не-деяние» для у-вэя — перевод «лобовой» или буквальный, и, переводя, если не возражаете, чуть более вольно или литературно, получим... «без-делие»! И тогда первые же строки ДДЦ-«Даодэцзина», где упоминается у-вэй наш неясный, будут выглядеть так:


«Вот отчего постигший
дела свершает — безделием,
а наставляет — безмолвием...»


а еще строки через три он же:

«...достигает в делах совершенства, но постов — не занимает».

Кто знает, милостивые судари и сударыни, но когда читаешь такое, чувствуешь, что — с одной стороны — на все сто согласен (уж больно красиво и просто сказано), а с другой — как же это на «физике» воплощать-то? Напрочь неясно, мне лично...

Не знаю, как ваши, а все мои опыт, навык и умение вопиют: ДЕЛО НЕЛЬЗЯ ДЕЛАТЬ, НЕ ДЕЛАЯ!

Или ты встаешь и делаешь что-то [идешь, движешься, трудишься, пашешь, вкалываешь, калымишь, халтуришь, горбатишься... (ненужное зачеркнуть)], или тебя просто как бы нету, и тогда уж ничего не поделаешь и — ничего не делается.

Воля, как говорится, ваша, но «на физике» всё происшедшее либо происходящее «снять» или угомонить можно только физическим. И хотя тут тоже, как водится, не без исключений, но если ты не вынес, раrdon, мусор, то его кто-то должен вынести за (или вместо) тебя, а иначе, millе раrdons, будет... гм, запах.

Хоть медитируй — хоть левитируй, хоть очищай — хоть не очищай подсознание, сознание и сверхсознание, но пока не встанешь и не очистишь ведро с мусором — будет запах. А вот как опорожнить мусорное ведро «без-делием» — увольте, не знаю...

Но вернемся к ДДЦ.

Китайский действительно похож на птичий щебет:


дао кэ дао
фэй чан дао
мин кэ мин
фэй чан мин
у мин тянь
ди чжи ши
ю мин вань
у чжи му...

Так выглядят в транскрипции на русский (и это еще без ударений, которых в китайском языке аж четыре вида!) первые строки ДДЦ. Но куда удивительней звучат они в переводе:


Дао избранный — Дао не постоянный.
Имя данное — имя непостоянное.
Небытие именую Неба-Земли Лоном.
Бытие — Матерью всего сущего...  
    [I]

Для нас тут любопытней всего, конечно, про «имя».

Ну, в самом деле: мы, понимаешь, время нашли, книжку (ДДЦ) купили, раскрыли ее, читать изготовились, чтобы — что? Чтобы понимать! Мы знаем слова, знакомы с правилами переноса и знаками препинания... Мы готовы честно и упорно разбираться и разобраться со всеми этими Дао, Дэ, Ци, Инь, Ян, Именами, Фамилиями Их и Отчествами... А автор нам с первых строк заявляет: «Говорить буду понарошку и невзаправду. Скажу «Дао» — имею в виду не Дао, или уж точно не то, что вы при этом подумаете. И вообще: всё, что вы думаете, — не про Дао. Потому имя здесь одно, а там — другое, или третье-четвертое, пока не пятое... И так не только с Дао, а со всем, что скажется...»

И пойди его пойми, о чем где речь...

Однако здесь, в этих самых строчках, наш автор (в отличии от большинства прочих, «не-наших») сразу и прямо задает одно из важнейших правил своей игры: не цепляться за слова (а точнее — за смыслы), ибо речь пойдет о не-различимо-невообразимо-непредставимом:

Верх Его — не сияет.
Низ Его — не зияет.
Нескончаемый Неименуемый
Шнур Плетения, возвращающего
к Постоянному Не-имению.
Такова Форма Бесформенная,
Облеченное Не-имение.
Таково Смутно-Неясное...
[XIV]

Всё через «не-» и «бес-», через отрицание и отсутствие. А дальше — еще пуще:

Я не ведаю Его имени.
Означаю же знаком Дао.
Коли вынужден дать и имя —
называю Его Великим,
а Великого — Ускользающим,
Ускользающего — Удаляющимся,
Удаляющегося — Превращающимся...
[ХХV]

И всё в таком духе, концов не найдешь...

А вы говорите — «у-вэй».

К слову о словах: если «у» (по-китайски) = «не»,  а китайское же «вэй» = «делание/деяние», то английское «way» = «путь»; хотя тут, конечно, можно и сам «wау» как «у-уэй» прочесть, и тогда...)

Но об этом — в другой раз.
На чем и раскланиваюсь.

Ваш Юй Кан         


ПИСЬМО ОБ У-ВЭЕ — 3
Обувь снимая, смекай об у-вэе...
(Ибо сказано в Пред-писании:
«Как никто, обувь снявший
подобен обуви не имеющему».)
(Из «Заповедей Мастера У»)

Должен вас, день добрый, обрадовать, милостивые судари и сударыни: то же, наверняка, касается и обувь на- (или — о-? вопрос на засыпку) -девшего. То бишь — всех без исключения. Так что будьте любезны. Но мы не об этом, поскольку — ни о чем. Хотя — об у-вэе* же, конечно, который, как вслух напоследок сказалось аж месяц тому, можно прочесть и лукаво.

Ну, скажем, так: у-way, где «у» (с кит.) = «не», а way (с англ.) = «путь». И такое прочтение тоже имеет смысл, если вспомнить, что Дао [главное действующее (а точнее — бездействующее: у-вэй же) лицо (облика при этом не имеющее) древнекитайского трактата-поэмы Даодэцзин (ДДЦ)], большинство привычно переводит как «Путь» (это уж не говоря о До-Академическом (прости Господи) Образовании, что в свою очередь зачем-то переводится тем же ДАО, хотя уже с русского на... какой? и что, безусловно, тоже верно, хотя и не сказать: почему).


* У-вэй (кит.) = «не-деяние» (русск.), как мы пока договорились.

Вы следите за моей мыслью?

Так о чем это мы?..

Ах, да: Путь ли Дао... Путь! А вот обратное — не верно. Т.е. Путь = Дао, но Дао не = Путь. Такая вот хитрая алгебра: кособокое равенство, тождеством не являющееся.

А для уточнения — опять окунемся в первоисточник (ДДЦ), где сказано:


Верх Его — не сияет.
Низ Его — не зияет...
  [XIV]
а еще:
Встречно следуя —
лик не вычленишь.
Вслед ступая —
спины не выявишь...
  [XIV]

и, наконец:
Оберегающий Это —
дополнять не желает.
А поскольку не полнит —
скрывает прежде достигнутое...
  [XV]

Вот так вот: сказано, вроде, по-русски, а поди въехай.

Хотя и тут всё правильно. (Всё вообще всегда правильно, особенно что касается погоды*... Нет?) Ведь в последних четырех строчках, если прищуриться (для китайцев это, если заметили, естественное состояние), так аж целый Закон припорошен: так называемый КЗБД или Ключевой Закон Белого Действия. И ежели кто (белый) его от пыли даосской для себя сейчас тут избавил, тому дальше и читать незачем (и ближе — тоже), поелику вообще всё написанное есть крутого сего КЗБД нарушение, и оттого риск изрядный выйдет.


* И пусть мне кто-нибудь тут докажет, что у природы «есть хорошей погоды»: ведь нет плохого — нет и хорошего. Или, как сказано в том же ДДЦ: «Прознали все / о благостности благого — /явилось и не-благое» [II].

А вот «черным» [«серым», а также некогда «сизым», «каурым», «муругим», «пестрядинным» и «белым в яблоках»... (недостающее — вписать)] и тут раздолье: читай, знай, себе, держа карман шире, и — идем дальше. Да, так я вас убедил, что Дао — не Путь? Нет? Ну и прекрасно. Нелепо было бы и стремиться... А от Дао и так и так не убудет, ибо:

Дао — пуст,
но, применяя Его, — не прибавишь...
[IV]
хотя, с другой стороны:    
Пользуясь — не израсходуешь... [XXXV]

Да вы щурьтесь-то, щурьтесь! А то я один тут такой получаюсь — как тот дальнозоркий, что, очки  дома забыв, сказывал, за плугом идя и пытаясь читать газетку на вытянутых до упора руках:
«НЕ ЗРЕНИЕ ПЛОХОЕ: РУКИ КОРОТКИЕ!».
О чем есть и в ДДЦ (в ДДЦ вообще обо всём есть):    
Вглядываюсь — не узрю.
Именую же: «Заурядное».
Вслушиваюсь — не внемлю.
Именую же: «Умолкнувшее».
Схватываю — не нащупываю.
Именую же: «Неосязаемое»...
  [XIV]

В чем мы все (все, кто хочет, кто в чем может) тут же и убеждаемся.

Ну в самом деле, попробуй возрази тому, что:

«Встретив Будду — убей Будду.
Встретив у-вэя — лучше не связывайся...
(Ибо сказано в Пред-писании:
«Откуда ты знаешь, как он выглядит?»)
[Из «Заповедей Мастера У»]

А если и знаешь — не докучай, дай отдохнуть и  у-вэю. Иди себе с Богом, а будешь хорошо идти — Бог тебе автомобиль даст. А автомобиль у нас, везде, где СССР перестал быть СНГ, — тот еще тест. Что-то вроде йоги: образ жизни. «Не средство, а роскошь передвижения». (Если я ничего не перепутал, поскольку у меня-то автомобиля нет...) Но не будем о горьком. Тем паче, что и по поводу странствий в ДДЦ, конечно же, тоже есть. Вот, к примеру:

Не выходя за порог —
познаешь Поднебесную.
Не вглядываясь в окно —
постигаешь Небесного Дао.
А чем дальше выходишь —
тем меньше ведаешь...
  [XLVII]

И вообще:
Начало пути в тысячу ли —
пядь под ступнею... 
[XLIV]

Что, как я понимаю, означает: еще не сделав ни шагу, ты уже на Пути. А вот что касается транспорта, то тут текст наш строг и неумолим, рекомендуя правителю идеального малого государства создать у себя там такие условия, дабы его подданые:

... даже имея джонки,
повозки и паланкины,
пусть нужды не имеют
плыть куда или ехать...
  [LXXX]

А вы говорите «автомобиль»...

Но пора и прерваться.

Я тут не слишком по-белому всё? Вы уж, всё-таки, щурьтесь-то, а то дальше будет еще чернее, если не возражаете: черным, так сказать, по белому. Хотя это когда еще!.. Месяц всего.

Ну, не скучайте. С почтением к вам
Ваш Юй Кан         

ПИСЬМО ОБ У-ВЭЕ — 4

А между тем письмо это, милстивы судари и сударыни, ежели кому интересно, пишу я на кухне с птицей попугаем на плече. Знакомы мы с нею давно. Птицу зовут Кузя. Ей (ему) не больше трех лет. Обитает он в соседней с этою келье и знает по-русски классическое «Кузя хороший Кузя Кузя», менее распространенное «Кузя — орел» и уж вовсе редкостное «Кушать хочешь?» Всё. Прочее им произносимое не знаю уже я. А он очень говорлив и неотстранимо любопытен. Обожает драть бумагу и беседовать с влажными тряпочками и... домашними тапками. Склонен ходить пешком и взлетать только в самых крайних случаях. Благодаря последнему остался как-то без хвоста. Ну в самом деле: если ты весь от хвоста до носа размером с две катушки ниток (голубая и желтая) и день-деньской целеустремленно путаешься в ногах у кого ни попадя, то уж не взыщи, коли ненароком наступят на хвост, верно? Вот и... И Кузя — не хуже ящерки — хвост это свой тормозной отбросил. Отстрелил как отработанную ступень. И месяц, считай, пока хвост не отрастил, был похож на слабопернатую курицу, хотя летал не хуже прежнего... С тех пор у меня вопрос: «Зачем попугаю хвост?».

Но я не об этом.

А дело всё в том, что было у меня в жизни два случая, связанных с подобными Кузе, но дикими, а не «аквариумными», «рыбками Горнего океана» (хотя все, конечно, вышли из Дольнего). И я намерен их в меру своих способностей вам преподнести, при чем буду очень стараться.

Так вот.

Случай первый.

Знал я девочку, которой по пути в школу на макушку сел... воробей.

Я, случайно узнав об этом, спрашивал ее:

— Ну ты хоть остановилась?

— Не-а, — говорит.

— И не испугалась?

— Да нет, он же маленький!

Но я не отставал, хотя и чувствовал, что ей не до меня:

— Ну и что дальше?

— А ничего. Прокатился чуть-чуть и полетел себе.

И пошла опять куклу по двору катать, понять давая...

Подобного (я потом еще интересовался) больше с ней не случалось, хотя позже я как-то сам застал ее беседующей с...

Но — по порядку.

Дело было летом. Я, войдя в подъезд родимый, начал было подъем по лестнице, но увидел в подъездном полумраке ее, обращающуюся к кому-то на стене:

— Ну иди сюда... Пойдем... За домом лучше, там трава...

Ее сложенная неглубоким ковшиком ладошка была приставлена к стене на уровне груди. Говорила девчушка вполголоса, так, как разговаривают с собой: уютно-спокойно и ни о чем особо не беспокоясь.

Она ни на чем не настаивала. Просто ненавязчиво предлагала свои услуги:

— Там сыро и прохладно, как ты любишь. И будет с кем полетать. А тут даже воды нет... Я тебя отнесу. Пойдем?

Не утерпев, я шагнул ближе и увидел, что со стены в подставленную узенькую девчоночью ладошку как-то очень доверчиво и робко, шатко переставляя свои длиннючие ходули перешел летучий зверь, похожий на несколько сплетенных проволочек с целлулоидным бантиком сверху: комар-долгоножка (есть такие крупные комары-вегетарианцы).

Она наконец мельком взглянула на меня, я чуть отступил в сторону, давая им дорогу, и они почти сразу исчезли в солнечном свете улицы.

Комара она несла, не меняя положения ладошки и даже не накрыв его другою. Он был абсолютно свободен и, если бы захотел, мог спокойно улететь.

Конец первого случая.

Я, повторюсь, видел это собственными глазами, так же ясно, как сейчас — страницу перед собой.

Случай второй.

Лет десять тому, то ли в расцвет застоя, то ли в застой расцвета довелось мне попасть в подмосковный Загорск, в Троице-Сергиеву лавру.

Весна. Совсем чуть-чуть снега. Тепло и парко. Выходной.

В Лавре многолюдно: верующие, туристы, просто любопытные и, понятно, служители. Я — из просто любопытных. Шляюсь без особой цели, заглядываю и глазею, ничего не понимая в происходящем, кроме того, что всё это — иконы, распятия, храмы, иереи и прихожане — очень, очень интересно, но... В общем, я, как всякий без толку тычущийся всюду человек, в конце концов и здесь наткнулся на то, что искал, сам того не подозревая. А именно — на «Иконную лавку». Она и сейчас там же: в комнатке примерно 5 х 5 метров в подвале под Трапезной.

Туда — очередь: человек 20 снаружи и еще душ 15 (невольно вспомнилось о чистилище) — внутри, на лестничном спуске вниз (снаружи их не видно). Венчает очередь (у входа в саму комнатку) некто вроде вахтера: мужчина строгий и ироничный. Блюститель. Впускает по 3—5 человек, взамен вышедших. Порядок образцовый, чуть ли не армейский. Все скандалы гасятся в зародыше: «Святое место!» Разговоры на лестнице — шепотом или вполголоса. Очередь, напомню, — в магазин, торгующий предметами и атрибутами культа... Движется эта очередь так, что уже минут через 5–10 радуешься, что она движется не вспять. Времени столько, что в голову лезет всякая неуместная ерунда, вроде библейского эпизода с изгнанием торгующих из храма...

Но речь, как водится, не о том, поскольку, вскоре уловив, что стоять мне тут и стоять, я из очереди отлучился и отошел немного в сторону, собираясь еще побродить вокруг, что ли... И тут увидел мужичка. Такой себе, ниже среднего роста, он тоже стоял в стороне от очереди, где люду было поменьше, и улыбчиво разговаривал с нестарой еще женщиной в платочке. Одет был просто: серая опрятная телогрейка, какие-то такие же штаны, кирзовые сапоги. Под распахнутой телогрейкой — не слишком свежая клетчатая, может быть, рубаха. Обветренная загорелая кожа. Длинные чуть вьющиеся волосы с изрядной сединой и — борода, которую он стриг вряд ли недавно. А вот его собеседницу не помню абсолютно, поскольку мужчина этот, похожий на трезвого совхозного конюха, был весь облеплен... голубями. Буквально! Они — белые, серые, черные, сизые и вообще какие угодно — толклись на спине, плечах, рукавах его телогрейки и настырно стремились вернуться назад, как только он привычно, не отвлекаясь даже взглядом от разговора, медленными мягкими движения ребра то одной, то другой ладони провожал их поочередно то с одного, то с другого плеча или рукава, где они умиротворенно ворковали и, теснясь, всплескивали крыльями, абсолютно не обращая внимания на окружающую публику. Судя по всему, на ватнике, одетом на этого человека, им было куда лучше, чем в воздухе или где еще.

Я, убежденный материалист, заподозрил было корм какой-нибудь у него в ладонях, но заподозренные руки были абсолютно пусты. В нем или у него вообще настолько не было ничего особенного, что, не будь голубей, он был бы неразличим. Но голуби — были, они были столь же неопровержимы, как белоснежный Троицкий собор за спиною их кумира.

Уф. Конец второй истории.

И опять я не буду даже пытаться что-либо объяснять. Ведь даже если допустить, что я за это время что-нибудь во всём этом понял, сами вы, наверняка, рано или поздно (раньше или позже меня) справитесь с этим не хуже любого постороннего комментатора. А напоследок я лучше расскажу всем, кому не надоело, еще одну, последнюю на этот раз и куда менее конкретную штуку в ином жанре:

Притча, называется.

Ученик после полутора лет отлучки вновь вернулся в монастырь и пришел к Наставнику.

— Учитель, еще год назад я жил в деревне, соблюдал все законы, считал себя чистым, и, когда медитировал, на меня садились птицы. Я и сейчас живу там же и так же, но теперь птицы всегда летят мимо. Почему так?

— Эти птицы вили на тебе гнезда, высиживали птенцов, учили их летать?

— Нет, Учитель. Я же не дерево!..

— Ты действительно не дерево. Ты просто недостаточно медитировал. Птицы задавали тебе вопросы, но ты их не слышал. Либо не слышал и своих ответов...

— Учитель, я настолько продвинулся?

— Либо не успевал ни того, ни другого... Но год назад после монастыря ты был действительно чистым. Настолько чистым, что торчал в деревне как больной палец, и птицы выделяли тебя. А сейчас ты стал таким же, как всё вокруг. И птицы летят мимо. Деревьев хватает и без тебя.

— Я остановился в своем продвижении?!

— Возможно... Возможно, продвинулись те птицы, раз уже не нуждаются в твоих ответах. А ты... Ты просто исцелился.

Долгая пауза.

Ученик, застыв, смотрит на Наставника широко раскрытыми глазами.

Паузу прерывает Учитель:

— Если ты спросил всё, что хотел, и услышал ответ, — лети дальше. Деревьев хватает и без меня.

Конец письма.

Расправим затекшие крылья и проверим, не наступил ли кто нам на хвосты.

Следующая посадка, кому будет угодно, — через месяц.


Благодарю за внимание
Ваш Юй Кан         

P.S. Знакомый, вовремя подбросивший мне эту притчу, прочитав ее в моем изложении, рассмеялся:

— Странно. Я, сколько знал ее раньше, всегда воспринимал как глубокую и серьезную... А тут же стеб сплошной! Ты только представь себе этого «продвинутого» челу, медитирующего уже второй месяц, с гнездом из веток на Дыре Брамы, где орут, скандалят и требуют червей вороньи, скажем, птенцы, здесь же и высиженные!.. Это уж не говоря о том, что я берусь на раз доказать: чела этот — медитатор тот еще: имитатор... Вряд ли освоил и созерцание...

Вот нам и задачка, всем, у кого голова не болит:

ИЗ ЧЕГО В ПРИТЧЕ СЛЕДУЕТ, ЧТО УЧЕНИК ЗАБЛУЖДАЕТСЯ, ПОЛАГАЯ, БУДТО МЕДИТИРОВАЛ?

Я, если мне самому придет в голову что толковое на этот счет, обещаю тут же разгласить это в следующем же письме. (Хотя, конечно, о-очень рассчитываю на то, что вы не утерпите и еще до того сообразите что-нибудь сами. Нет?.. Но не смею настаивать.)

Ваш Юй Кан         


ПИСЬМО ОБ У-ВЭЕ — 5

Так вот, день добрый, адресаты все мои безымянные, знали бы вы, как я вам завидую, ибо ваша позиция — воплощение четвертьвековой мечты моей ленивой: самому писем не писать, а только получать, имея право не читать даже. И оттого печален я еще, что не завершил предыдущее письмо дивной фразой: «Лети с приветом, вернись с... вопросом!» (ответов своих девать некуда). Очень это в том «пернатом» письме было бы к слову. Но вот и прошла печаль.

А еще... Еще у меня к тому письму есть P.P.S. (post post такой вот scriptum) всё на ту же «пернатую» тему, поскольку прошедшим летом довелось мне вдруг (именно так) оказаться в Коктебеле на частном секторе в одной компании с хорошими людьми, среди которых была та самая девочка, что в прошлом моем письме комара спасла и воробья на голове прокатила. И что вы думаете? Да, опять. Но на этот раз — с петухом.

Общение их выглядело (или — слышалось?) так:

— Петруша, Петенька, ну давай еще раз...

— Ты такой хороший, красивый, беленький. Ну давай еще, а? Я тебя очень прошу. Сделай, пожалуйста!..

— Ой, как здорово! А еще? Я тебя очень прошу, очень... Ну давай с крылышками, пожалуйста... У тебя так здорово выходит...

— Ой-ей-ей! Ой, умница! А еще разок? Ну пожалуйста...

И так далее. И практически после каждого периода прямой девчоночьей речи, венчаемого у меня тут троеточием, следовал петушиный качественнейший вокал.

Сначала я, читавший лежа книжку в каморке своей, в это дело не въехал и читал как читал. Но где-то после третьего-четвертого петушиного пассажа книжку я всё же отложил и стал слушать, а уж после седьмого-девятого пошел смотреть.

Она (сейчас ей лет 13-14) стояла в проеме двери на входе в свою, подобную моей, каморку, опершись плечом о правый косяк. Петух был в двух-трех шагах (ее, а не его шагах) от нее. Рослый такой, очень положительный и стройный... Он стоял к ней спиной, чуть поворотив голову и видя ее, должно быть, левым своим круглым глазом. Прослушав очередной комплимент, он делал движения, ассоциируемые мною почему-то с уддияна-бандхой, после чего выдавал требуемое, время от времени разнообразия это еще и ударами крыльев. (Позже, в разговоре об этом эпизоде она пыталась меня, между делом, убедить, что крыльями петух бьет себя не по бокам, а одним о другое «аж там вот, за спиной», но я этому не очень-то поверил, хотя и не возражал: ей виднее, она ведь смотрела, а я в это время, как обычно, просто любопытствовал, т. е. ушами и глазами хлопал.)

Так вот, всего петух выдал тогда «на бис» фиоритур своих десятка полтора, или чуть меньше, после чего постепенно [два-три степенных шага («Мне спешить некуда. Я у себя дома...») — Пауза. — Опять два-три шага...] удалился под восторженно-ласковые неиссякаемые Тусины просьбы (по метрике она, стало быть, Наталья).

Всё. Граф Л.Н.Толстой в таких случаях писал «Быль».

Справка: происходило это всё во втором часу после полудня. Петухи в это время, насколько мне известно, поют вообще мало и редко, чтоб не сказать, что не поют вовсе.

Вот и не верь после этого в сиддхи. (Эта — называется «орфеическим даром».) Вот я, к примеру, не верю. Меня в них носом и тычут, а я аплодирую ушами/ресницами и... фиксирую иногда на бумаге. Для, может быть, тщеславия, которое тоже приятно, но, увы, не сиддха, а нечто ей противоположное. Ну и ладно, не будем заострять.

Хотя Р.Р.S. еще не закончен.

Я ведь в том письме опрометчиво посулил вам ответ на вопрос, мною же (зачем? на кой?) и придуманный... А вопросы эти (собственные, да еще и надуманные) — самые унылые. На чужие почему-то всегда отвечать проще. Нет?.. Но уж коли посулил...

Штука, похоже, в том, что в медитации, говорят (другие, другие говорят), — себя не помнишь, а не то, чтоб еще птиц каких. Это, может быть, лучше алкоголя: пришел домой и — в медитацию (а жена тут — винтом и пропеллером), а ты знай себе из дхараны — в дхьяну, а там уж и до самадхи рукой подать. Жаль только — не получается. Не то, что медитировать, а хотя бы просто в «лотос» сесть, с руками в джнани... НЕ ВЫ-ХО-ДИТ! Ты ей — слово, она тебе — десять и т. д. (Кто не знает — тому не надо. Потому не задерживаюсь.) Что-то индийцы тут не продумали...

Я, может быть, ответил на ваш (свой, свой, конечно) вопрос? Хорошо бы — да. Но — не уверен (и соглашусь даже на «не-нет»). И не надо. «А не за-па-да-ать! — как говаривал перед строем старшина Петухов, самостоятельно открывший Главный Природный закон N 7. — Смирна-а!»

И переходим непосредственно к письму N 5, на входе в которое — как алый «МИРУ-МИР!», белый «РИМУ-РИМ!» или сизый «ПИВУ-ПИВ!» — опять эпиграф. [И опять — вопрос-подвох из подмышки: «А можно ли другого запасть? (Не “на”, а именно — “другого”. Его самого.) Лично вам — удавалось?». Но об этом — как-нибудь, как-нибудь... (А лучше — я вас и вовсе о том не спрошал. Ладно?)]

И — попорхали дальше.


Всегда будь готов к наказанию!
(Ибо сказано в Пред-писании:
«Что — грех, и что — добродетель,
коль то и это — деяния,
и всё одно накажут?)
(Из «Заповедей Мастера У»)

Ох, дамы чудные, господа хорошие, а приходило ли вам в голову, что нет сложней задачи, чем доказывать отсутствие чего-либо?

Наличие — раз плюнуть: достаешь из складок кринолина (или там — широких штанин, своих ли, чужих...) и — «Нате вам!», оригиналом бесценного груза... А — пустоту, полостность, не-наличие — как?..

Я им (неким, в данном случае — абстрактным) говорю, ору, вопию: «Нету!», а они (те самые) мне: «Есть! Спрятал!!!» Они мне: «Совести у тебя нет, бесстыжий!» («Ты — плохой!» — это вообще в любом народе последний и самый страшный аргумент, хотя, если по уму, а не эмоционально, — несерьезный: «плохой» означает «не-хороший», а поди это «не» докажи). Так вот, они мне: «Ты — бес-стыжий», а я (не удерживаюсь): «Есть! Есть у меня совесть. Я вот пойду сейчас с балкона прыгну!.. (то самое, «из широких штанин»)». В таких ситуациях и в самом деле: либо виниться, либо — прыгать. Другие аргументы не котируются...

Но это уже о другом, вроде бы.

Хотя — почему бы и нет? Почему бы и не о презумпции невиновности?

Будем и о презумпции. Но прежде — о милосердии (или, вернее, как водится, о не-милосердии), о чем в том же «Даодэцзине» (ДДЦ) сказано:


«Небо-Земля не милосердны.
Для них сущее — что собаки и травы.
Постигший истину не милосерден.
Для него простолюдье — что собаки и травы...»
 [V]    

Вот так вот. «Пшел, выходит, барбос, прочь, и расти, трава, за порогом...» Круто, правда? (Я тут, понятно, чуть утрирую.)

А с другой стороны — всё очень благостно,  поскольку  чуть дальше:


«Место благого — внизу.
Сердце его — бездонно.
Дары его — благотворны.
Дела его — дружелюбны.
Преображения — своевременны.
А поскольку ни с кем не соперничает,
то и не выделяется...» 
[VIII]

Вот нам, всерьез уже говоря, и зацепка: «НЕ ВЫ-ДЕ-ЛЯ-ЕТ-СЯ!». «Тише воды, ниже травы...» Даже если вокруг покос и осушение почв. Мы так лет 70 жили и детей тому же учили, только называлось это не даосизм, а — по-другому (чем оно, впрочем, тоже не было, потому как...)


«Те, кого презирают, —
“сирые да убогие,
и накормить — некому...”,
но государь и правители
таких-то и приближают.
А оттого сущему
бывает прибыль — в убыток,
бывает убыток — в прибыль.»
  [XLII]

Такое вот «разбери — не поймешь». Но вернемся к «милосердию»:  


«Милосердие Высшее — проявлять его,
но проявлять — беспричинно.
Справедливость высшая — вершить ее,
но вершить — беспричинно.
Учтивость высшая — соблюдать ее,
но если никто не ценит —
усердствуют и нарушают.»
   [XXXVIII]

Тут самое смешное, что как только берешься «вершить справедливость» (или там — «проявлять милосердие») — всё, труба дело: причина готова. (Китайцы вообще говорят: «Зло начинается там, где начинают творить добро ради добра».) Но об этом, собственно, и речь, поскольку Милосердие, Справедливость и Учтивость (кит. ли, она же — «Ритуал, Этикет») — штучки конфуцианские, а мы с вами вроде как к даосам* прильнули. Нет? Да прильнули уж, чего там... Возражаете? Значит — в любом случае — самое время о презумпции невиновности.


* Строго говоря — к Лао-цзы, а не к даосам; т.е. — к Учению, а не к религии.

Латинское praesumptio = «заблаговременное использование; предположение», если не возражаете. А речь при этом идет о невиновности любого, чья вина не доказана. (Это я тут всё это вслух для себя выясняю.)

Опять-таки: не-виновность. Как ты ее докажешь? А и не надо. Доказывают-то — виновность. (Во всяком случае положено именно так.)

А что до вины, то это слово — общеславянское, а образовано — от той же основы, что и взъвить = «добыча, война», при том, что старославянское вина по нынешнему будет «повод, причина». Другими словами — «Не воюй». Так что — вроде бы далеко ушли («человеку свойственно ошибаться»), а опять в тот же у-вэй уткнулись. Вообще всё, что дорогого стоит (Законы всякие, нами ценимые) всегда с «у» (т. е. — с «не») начинается, правда? Ну, например: 
«У попа была собака.
Он ее — ...»

Хотя нет, это не то. Впрочем, почему нет? То! Самое и очень даже то. Вот хотя бы так: «А виновен ли поп? И если — да, то — в чем? И чего с ним, в чем-то там виноватым, теперь делать?» И поскольку тут уже во втором вопросе как гвоздь торчит ответное «ДА» на первый, то перейдем сразу к ответу на второй, а заодно и на третий. Для чего — слово опять тому же кем-то русифицированному Лао-цзы/«Даодэцзину»:  
«<...> прибегающих к исключительному*
я стремлюсь задержать.
Но покарать их
кто посмеет?
Есть Вечносущий Распорядитель Кары.
Он — карает.
Если же кто
подменяет его, карая,
то подменяет Великого Рубщика Сучьев.
А кто подменяет Великого Рубщика Сучьев —
редко рук себе не поранит!»
    [LXXIV]


* Грубо говоря — к исключительной (или высшей) мере.

Так что берегите руки, потому как сущность с индейским именем Великий Рубщик Сучьев (а буквально это звучит как «Великий Плотник-Обрубщик») дело свое, надо полагать, знает.

И, наконец, завершим начатое: вновь о Пустоте/Отсутствии, т. е. — о ДАО. О буквальной Его пустотности/полостности мы уже где-то рядили (см. другие «Письма...», если получали), потому тут коснемся образно-метафорического ряда о нем из того же «Даодэцзина». А момент сей — деликатный, хотя сказано всё очень целомудренно. Судите сами:
«Небытие именую Неба-Земли Лоном.
Бытие — Матерью всего сущего.
Отсюда:
постоянного Небытия жаждая —
созерцаю Ее Сокровенное;
постоянного Бытия жаждая —
созерцаю Ее формы.»
  [I]

Или:
«Святое Ущелье Бессмертное —
вот Изначальное Женское.
Створ Изначального Женского —
вот Неба-Земли Корень.
Я нежен и бережен, подобно Хранителю.
Пользуюсь Им без усилия.»
   [VI]

Или еще:
«Знатный,
плотью своей полагающий Поднебесную,
может равно опереться на Поднебесную.
Влюбленному,
плотью своей полагающему Поднебесную,
может равно довериться Поднебесная».
  [XIII]
    

Видит Бог, но выше, чище и «глыбше» эротики лично мне встречать не доводилось. [А вам? Я (и, думаю, не только я) готов выслушать открыв рот. Удивите?]

И, наконец, еще раз о том же.

Пришлось мне быть недавно свидетелем диалога одного из студиозусов с Учителем. Чем и собираюсь поделиться (уж больно к слову).

Диалог шел так:


Ст.: О Учитель, а Монада — это что? Из чего она?

У.: Как из чего?

Ст.: Ну, материал...

У.: А Дао — из чего?

Ст.: Как из чего? Дао — это пустота. Вакуум.

У.: Вот и... Как это «вакуум»? Какой вакуум? Нет никакого вакуума. Дао — это Дао. Монада. При чем тут «пустота»? Нет никакой пустоты!


Факт и аргумент. (Московский Инст-т Йога; 04.10.1995 г.)

«Быль.» (Гр. Л.Н.Толстой)

Надо только добавить, что на протяжении всего диалога на губах Учителя блуждала мягкая, чуть растерянная лукавая улыбка (не бывает? да я сам видел! клянусь и присягаю).

После чего студиозус, явно сбитый с толку замкнутой неочевидностью ответа, исполнил намастэ и исчез. И я — тоже. У меня самого было, похоже, то же состояние: «Обвели или пошутили? Ничего не понятно. Ведь у Лао-цзы ясно и не раз сказано: Дао = Небытие (или — Всебытие, что в конечном счете одно...». И было мне так почти неделю, пока вдруг (у меня так — часто) я не проснулся ночью (а вот это уже — редкость) и, попив где-то воды, по пути назад не сообразил: «Нет никакого вакуума? Нет никакой пустоты? Так это ж, выходит, удвоенный Вакуум, или — Вакуум (Пустота) в квадрате!..» Тут-то я и припомнил странную улыбку на губах Учителя. И, поправив так сползшую уже было «крышу», мирно успокоенный заснул.

Ну в самом деле: Идеальный Ваку-ум есть абсолютное отсутствие всего, то бишь и собственного ваку-ума; а если чем его (вак-у-ум) и можно позволить себе заполнить — так это только сплошной Пустотой! Это же очевидно.


«Ибо сказано в Пред-писании:
“Пусто место святым не бывает.”»


О чем и напомнено нам в «Заповедях Мастера У».

Фу-у-у... Разговорились мы, однако. (На чем и прервемся.)
С поклоном к вам

Ваш Юй Кан           
 

  На  титульную  страницу